Октавиан Август. Революционер, ставший императором

Между тем понять, каким был подлинный Август, нелегко, и не в последнюю очередь из‑за того, что в течение жизни он постоянно заботился об обновлении своего имиджа. В середине IV в. н. э. император Юлиан, позднее сам присвоивший силой высший титул августа

после того, как несколько лет носил титул цезаря, младший в рамках тогдашней императорской системы, написал сатиру, где изображал пиршество, во время которого боги приветствуют обожествленных правителей Рима. Среди них мы видим и Августа, однако последний изображен как человек странного, неестественного поведения, постоянно меняющий окраску подобно хамелеону в зависимости от позиции окружающих. Лишь под влиянием философии он становится добрым и мудрым правителем.[5]

Август знал о том, какой репутацией пользуется в обществе, однако все римские политики при каждом удобном случае рекламировали заслуги и достижения – как собственные, так и своих фамилий. Марк Антоний до сих пор пользуется репутацией опытного и способного военачальника, которой гораздо более обязан пропаганде, нежели действительному боевому опыту и способностям. В этом смысле Август выделяется на общем фоне, поскольку он имел гораздо больше времени для того, чтобы распространять представления о себе и видоизменять их, а также намного больше возможностей для этого, нежели кто‑либо другой. От Августа до нас дошло больше изображений, чем какого‑либо иного персонажа древней истории. После битвы при Акции стало особенно трудно проницать взором созданный им образ и понимать, что же он за человек на самом деле. Тем не менее в нашем распоряжении достаточно рассказов о его семейных делах и образе жизни, немало историй бытового характера, а также целая коллекция острот, изреченных им самим или относившихся на его счет. Материала такого рода об Августе гораздо больше, нежели о Цезаре или почти любом другом персонаже римской истории. Однако стоит соблюдать осторожность, поскольку такие с виду «естественные» моменты давали возможность для игры на публику, ибо общественная жизнь в Риме носила во многом театрализованный характер. Жизнь римских политиков протекала у всех на виду, и Август страстно желал казаться образцом надлежащего поведения в частной жизни так же, как и при исполнении общественных обязанностей. То, что связано с ним, как правило, не следует воспринимать за чистую монету.

Возможно, нам следует начать с основополагающего вопроса о том, как называть его, учитывая, что даже Шекспир использует для него различные имена в своей пьесе. Сейчас нашего героя принято называть Октавианом применительно к периоду до 27 г. до н. э., а после этого – Августом, избегая имени Цезаря, чтобы не спутать его с Юлием Цезарем. Между тем, очевидно, что это серьезная ошибка, из‑за которой усиливается разделение между кровожадным триумвиром и выдающимся государственным деятелем и правителем. Имена много значили в римском мире, да и в более позднее время, если мы вспомним о живучести имени Цезаря в титулах «кайзер» и «царь». Марк Антоний насмехался над юным Августом как над «мальчишкой, у которого только и есть, что имя» именно потому, что благодаря имени Цезаря юнец обретал вес, которого никаким другим способом добиться не мог. Именно поэтому Август никогда не называл себя Октавианом, и если мы называем его так, а не Цезарем, то это затрудняет понимание событий тех лет. Важно знать, как он называл себя на каждом этапе жизни, поэтому в следующих главах я всегда буду именовать его соответствующим образом (само деление книги на главы проведено с опорой на тот же принцип). Диктатора я всегда буду называть Юлием Цезарем, и во всех случаях, где в тексте упоминается Цезарь, имеется в виду Август.

Сложности порождает не только его имя. Латинское слово imperator, от которого происходит наше «император», имело во времена Августа другой смысл, нежели в наши. Сам он называл себя princeps, что подразумевает первого или указующего путь гражданина, и именно так воспринимали его другие римляне. Если мы будем называть его императором, то привнесем понятие, чужеродное его режиму – понятие, порожденное ретроспективной оценкой событий, знанием того, что в течение многих столетий Рим будет монархией. Поэтому кроме как во введении и заключении я нигде не буду называть Августа императором, хотя иногда и использую этот термин в отношении его преемников. Аналогичным образом я называю созданный им режим не империей (поскольку под властью республики также находилась заморская империя), а принципатом – термином, близким ученым, но редко встречающимся за пределами академической среды.