Октябрь: Однажды в октябре. Время собирать камни. Вся власть Советам!

Когда последний пассажир, кряхтя с непривычки, устроился на жестком металлическом сиденье в салоне вертолета, с удвоенной яростью взревели двигатели, и железная птица рванулась вверх, в хмурое питерское небо. Полет на высоте полутора верст был скучен до крайности. Довольно быстро вертолет пробил нижний край облачности и погрузился в сплошное белое молоко. Противный вой моторов, тряска, ходящее ходуном под задницей сиденье – но во время службы на миноносцах моряки испытывали и не такое. Поэтому, подняв воротники шинелей, они попытались отрешиться от всего происходящего и немного вздремнуть. Почти сразу же к офицерам присоединился и кондуктор Самохин, прошедший вместе с «Аскольдом» не один тихоокеанский тайфун. Хуже всего пришлось товарищам, не имевшим опыта морской службы, в частности Молотову. Но нет ничего такого, с чем не мог бы справиться бумажный пакет и молодой организм.

Кто знает, о чем сейчас думали все эти люди в чреве гремящей железной птицы, несущейся в сплошном тумане над покрытой первым снегом землей. Точно так же, наверное, и сама Россия неслась во мгле навстречу своему неизвестному будущему.

О чем думал свежеиспеченный контр-адмирал и старый холостяк Модест Иванов, за долгие годы службы в императорском флоте повидавший дальние страны, моря и насмотревшийся на чужую жизнь и чужие нравы? Быть может, он думал о том, что советское правительство поставило перед ним труднейшую задачу – фактически на голых скалах, в условиях заполярной тундры создать военно-морскую базу масштаба Кронштадта и Севастополя. Работы, что говорится, начать и кончить, что ничуть не исключает ее важности и необходимости.

Все правильно, и Балтика и Черное море в условиях развития минного дела, аэропланов и подводных лодок превращаются для кораблей первого ранга в ловушку, из которой нет выхода. Океан – вот стихия для линкоров и крейсеров. Но ни в Севастополе, ни в Кронштадте океаном даже и не пахнет. Замкнутые моря с узкими, как бутылки, горлышками-проливами, контролируемыми бог знает кем.

А новая база на Севере позволит обрести свободный выход в открытое море. Но это будет потом, а пока там практически ничего нет, кроме тоненькой, сделанной, что называется, на живую нитку железнодорожной колеи, связывающей Кольский залив с центральными губерниями. И все надо создавать с нуля, начиная от казарм для команд и кончая доками и судоремонтным заводом, без которого флоту просто некуда деться. А тут еще эти англичане, будь они трижды неладны…

О чем думал капитан 2-го ранга Владимир Белли? Может, о той таинственной незнакомке, с которой простился на Воскресенской набережной, не желая раскрывать ее инкогнито даже перед лучшими друзьями. Как ее звали – Ольга, Татьяна, Елена или Мария, и кто она? Так и осталось неизвестным. И что с ней стало в нашей истории, знает один только бог. Тиф, «испанка», холера, разбои и грабежи, голод и холод первых революционных зим, бессудные казни заложников, «красный террор»…

Известно лишь, что старый моряк до конца своей долгой жизни – а умер он в возрасте девяноста шести лет – бережно хранил ее фотокарточку. Только Петроград новой реальности – куда более безопасный город, чем он был в той, нашей реальности, а кавторангу Владимиру Белли всего тридцать лет. Он молод, красив, на хорошем счету у нового начальства, и ничего еще не предрешено…

О чем думал каперанг Петров? Об осколках японского фугаса – привет от микадо из 1904 года. О бывших друзьях, которые вполне могут оказаться злейшими врагами. О том, что и саму флотилию Ледовитого океана, и береговые службы придется очищать от людей, некритически оценивающих участие России в Антанте и ставящих союзнические отношения с Англией и Францией превыше интересов самой России. А ведь кроме этого есть банальные казнокрады, жулики и взяточники всех мастей, готовые за деньги напакостить своей стране. И если Викжель в Питере уже обезврежен, то на Мурмане еще процветает аналогичный Совжелдор, а также целый куст разного рода «революционных комитетов», унаследованных от февральской эпохи и переполненных проходимцами всех мастей. Они вносят дезорганизацию в жизнь Мурмана, и порой бывает трудно понять – глупость это, алчность лихоимца или изощренное предательство.

То, что капитан 1-го ранга успел узнать о состоянии дел на Севере, можно было охарактеризовать как Клоака Максима – так в древнем Риме называли городскую канализацию. И эту клоаку ему предстояло вычистить, погрузившись в нее чуть ли не с головой. К счастью, этим заниматься будет не только он, но и «товарищ Антон», человек, который при первой встрече произвел вполне приятное впечатление. Вот пусть он и возьмет на себя все эти «ревкомы», а также взяточников и жуликов, а он, каперанг Петров, займется более привычным для себя делом.