Октябрь: Однажды в октябре. Время собирать камни. Вся власть Советам!

«Вот егоза, – подумал я, – пришла у меня совета спросить, а оказывается, она уже все просчитала и все решила».

– Ну, ладно, – сказал я, – если так, то хорошо. А что по этому поводу думает сам Сталин? Надо бы мне с ним на эту неслужебную тему переговорить.

– Дядя Саша! – воскликнула Ирина. – Так я его сейчас позову. Он тут, ждет меня в коридоре.

И она выбежала из кабинета, а через минуту вернулась, ведя за руку немного смущенного председателя Совнаркома. Сталин сейчас был не похож сам на себя. Во всяком случае, я его еще не видел в таком состоянии. Он волновался, хотя очень старался не подавать вида. Похоже, что этот потертый и побитый жизнью мужчина сейчас чувствовал себя юношей, который пришел к родителям невесты, для того чтобы попросить ее руки.

– Товарищ Тамбовцев, Александр Васильевич… – начал было он. От волнения его голос был немного хриплым, а кавказский акцент – более заметным, чем обычно.

– Товарищ Сталин, – перебил я его. – Ирина мне все уже рассказала. Возражать и отговаривать ее я не стану, надеюсь только, что вы в семейной жизни будете счастливы. Только Ирина, скажу честно, не подарок. Наши девицы совсем не похожи на здешних. Но время сейчас настало такое, что именно амазонки-воительницы типа Ирины как раз и будут чувствовать себя в вихре революционных событий, как рыба в воде. Так что, как на Руси говорят в таких случаях, совет вам да любовь…

– Спасибо, Александр Васильевич, – с чувством сказал Сталин, – я постараюсь сделать все, чтобы Ирина была счастлива со мной. А то, что она не похожа на других девушек, так это я сразу почувствовал, и именно поэтому ее полюбил. Вы правы, – добавил он, – время сейчас особое, и часто бывает так, что решения надо принимать быстро. Вот мы его с Ириной и приняли.

Я подошел к Ирочке и Сталину, словно желая, как это делалось в старину, благословить молодых. Впрочем, семейной иконы у меня не было, поэтому я чмокнул в румяную щечку Ирину и крепко пожал руку Сталину. Они переглянулись, а потом Иосиф Виссарионович сказал мне:

– Товарищ Тамбовцев, мы бы хотели пригласить вас на наше, так сказать, торжество. Правда, из-за нехватки времени, все будет обставлено скромно. Мои земляки прислали из Грузии хорошего вина, Ирочка обещала испечь пирог и сготовить чанахи. И еще какой-то салат особенный – оливье. Она сказала, что это напомнит вам о том времени, из которого вы прибыли в наш мир.

Естественно, я принял их приглашение, и вот сижу за столом в комнате на Суворовском, потягиваю прекрасное красное вино и слушаю, о чем говорят гости нашей «сладкой парочки».

А гостей было, в общем-то, и немного. От наших, пришельцев из будущего, кроме меня и Ирины за столом сидела Нина Викторовна – она была своего рода «посаженой матерью» – и коллега Ирины по телегруппе Андрей Романов. Он стал «посаженым отцом». Сталин пригласил на торжество Феликса Эдмундовича и своего старого знакомого, товарища по отсидке в Баиловской тюрьме, Григория Константиновича Орджоникидзе. Того самого, которого у нас принято называть его партийным псевдонимом «Серго».

Мне показалось, что Сталину хотелось, чтобы рядом с ним был кто-нибудь из его земляков. Видимо, начиная новую семейную жизнь, он вспоминал свою первую супругу – Като Сванидзе, умершую в 1907 году от тифа. Я знал, что Сталин очень ее любил и тяжело переживал ее смерть.

Разговор шел веселый и, как это принято в таких ситуациях, ни о чем. Выпито было уже немало, Орджоникидзе, который был кем-то вроде тамады, произносил красивые кавказские тосты и все время поглядывал на Ирину. «Эх, – наверное, думал он, – повезло земляку! Мне бы такую пери! Красавица! Вах!»

Сидящий рядом с ним Железный Феликс тоже с интересом поглядывал на Ирину. Я усмехнулся – надо же, выходец из сельского пролетариата Сосо Джугашвили пригласил на свою свадьбу двух представителей класса угнетателей: дворянина Орджоникидзе и шляхтича Дзержинского. Революция – весьма интересная штука. И здесь не все так просто, как таблица умножения. Многие стопроцентные пролетарии и крестьяне от сохи пошли против революции, а вот дворяне, в том числе и потомственные, как раз отдавали за нее свои жизни.

Серго и Сталин затянули в два голоса какую-то грузинскую песню. Слов я не понимал, но слушать было приятно. У Сосо оказался красивый голос и хороший музыкальный слух. Я вспомнил, что в Горийском духовном училище он был регентом и пел в церковном хоре.

Закончив пение, Серго произнес очередной тост, а потом предложил и нам что-нибудь спеть. Из репертуара будущего. Я посмотрел на Андрея Романова. Помнится, он неплохо играл на гитаре. Тот все сразу понял и вышел из комнаты. У наших морпехов была довольно приличная шестиструнка, на которой они в свободное время музицировали.

Наш музыкант немного подстроил гитару, подкрутил колки и, окончательно убедившись, что оружие готово к бою, вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул. И Андрей начал мою любимую.

Светит незнакомая звезда.

Снова мы оторваны от дома.

Снова между нами города,

Взлётные огни аэродромов…

Здесь у нас туманы и дожди.

Здесь у нас холодные рассветы.