Октябрь. Память и создание большевистской революции

История московского Октября рассказывалась как часть более общей истории Октябрьской революции – но не как второстепенная по отношению к событиям в Петрограде. Московский Октябрь был порожден особыми революционными условиями, характерными для Москвы, а новости о событиях в Петрограде послужили толчком, но не вдохновением для революционеров в будущей столице. Один из членов московского ВРК вспоминал, насколько «скудны и отрывочны» были известия о событиях в Петрограде, в основном поступавшие к ним от местных меньшевиков и эсеров. «Попытка восстания в Ленинграде , – вспоминал он, – изображалась как юмористическая авантюра, лишенная сколько-нибудь твердой почвы». Даже сам Ленин, по слухам, «не верил в серьезность своей авантюры». На восьмой или девятый день восстания Московский ВРК узнал от посыльных из Петрограда, что власть там была взята без серьезных уличных боев, которые наблюдались в Москве. Эта новость воодушевила Московский ВРК бросить все свои силы на вооруженное восстание, несмотря на неуверенность в готовности города к революции как в рядах большевиков, так и среди видных меньшевиков и даже в военных кругах. Автор заметки противопоставлял неуверенность лидеров «здоровому инстинкту масс, [который] категорически требовал решительного и срочного завершения борьбы»[739]

. А Покровский в своей статье даже, по-видимому, намекал, что московский опыт Октября был более глубоко прочувствован и, возможно, был более искренним, чем петроградский, именно из-за невзгод затяжной борьбы: «Массы здесь глубже втянулись в дело, и голос их звучал решительнее… Низы были тверды, верхушка чувствовала их давление и легко и быстро выпрямлялась»

[740]

.

Военные и политические события, непосредственно предшествовавшие 25 октября, присутствовали во многих воспоминаниях и придавали им связность в рамках единого повествования. Павел Дыбенко расписал по дням подготовку Балтийского флота к грядущей революции, отметив, в частности, отказ «Авроры» подчиняться приказам Временного правительства; вместо этого «верный часовой остался на своем посту» [Дыбенко 1928: 161]. Подвойский снова и еще более подробно вспомнил военные приготовления, предшествовавшие штурму Зимнего дворца, описав планы ВРК по размещению различных батальонов и полков на стратегических позициях в городе в конце октября. При этом он постарался увязать эти действия с осознанием ЦК большевиков необходимости «подготовить массы к восстанию» после корниловского мятежа[741]. Его понимание большевизма этого периода выходило за строгие партийные рамки: в октябре «редкий солдат уже не был большевиком, разумеется, относясь с полной несознательностью к самому большевизму как учению, он просто был большевиком по настроению» [Подвойский 1927: 6]. Другие подчеркивали революционную дальновидность и целеустремленность Ленина – тем более похвальные, учитывая его долгие периоды отсутствия в Петрограде. Зиновьев и Каменев же, лишенные, по мнению этих авторов, подобных качеств, были обречены на совершение «фундаментальной ошибки» относительно немедленного восстания[742].