Олег Борисов

«Занятный был у нас ребенок, — говорит Алла Романовна. — Он уже в пять месяцев сидел на горшочке. Эта фотография у нас есть. Хоть и плохо спинку держал, но сам же сидел. И стоял в кроватке. Любил музыку. У нас в комнате стояла тумбочка с выдвижной радиолой. Сверху — приемник. Мы ставили ему пластинки апрелевские с легкой музыкой: блюзы, песенки о „Ландышах“, о „Сочи“… Юрочка вставал в кроватке, держался за край и пытался двигаться точно в такт ритмичной мелодии.

Пришел Паша Луспекаев: „Ну, покажите ребенка, своего вундеркинда“. Познакомился с Юрой. Продемонстрировали мы „номер“ с этими пластинками. Удовольствие получали все.

Потом, когда Юрочка стал ползать, он подползал к этой радиоле, поднимался, открывал ее и … В стопке пластинок — а они все одинаковые, с голубыми наклейками, — безошибочно находил и „Ландыши“, и „Сочи“… А ведь стоять еще толком не мог. Ему было месяцев восемь.

Мы жили тогда еще все вместе, он ползал по всей квартире. Однажды воткнулся в дверь головой и сломал ключицу… Юрочка занимал в нашей с Олегом жизни все пространство».

«Олег и Алла души не чаяли в Юрочке, — вспоминала Оксана Базилевич, сестра выдающегося футболиста Олега Базилевича, друга Борисова. — Они его боготворили. Это был белокурый ангелочек, которого я держала на руках, чувствуя божественное свечение от ребенка. Он был не по годам серьезным. И еще в младенчестве рассказывал мне „серьезные“ сказки».

Родители Аллы разменяли квартиру, понимая, что жить всем надо раздельно. Брат Аллы был уже взрослый, в год рождения Юры ему исполнилось 18 лет. Спал он в проходной комнате — кабинете Романа Степановича. У Аллы, Олега и Юрочки была своя комната. У родителей — спальня. И еще была общая большая комната — столовая, в которой, к слову, и гуляли в свадебный день.

Неподалеку от театра построили новую пятиэтажку. После размена родители стали жить в трехкомнатной квартире на втором этаже, а Алла с Олегом и Юрой в этом же доме, только в соседнем подъезде в однокомнатной на четвертом этаже. Юра целый день, на «радость» соседям, ставил пластинки. Ставил и сидел рядом с радиолой. Играл с кастрюлями. У него не было автоматов и пистолетов, они его не интересовали.

Потом перебрались в родительский подъезд. «Мы все время проводили вместе, — вспоминает Алла Романовна. — У нас была спокойная семейная жизнь. С родителями порой, уложив Юрочку спать, вели беседы, обсуждали домашние и театральные события до двух-трех часов ночи. Были темы для разговоров, была общность интересов — все время».

Юрочка подрастал. Бегал по двору. Это был двор Музея Тараса Шевченко. Алла пошла работать. Работала на телевидении. Олег пропадал днем на репетициях, вечерами был занят в спектаклях. Юрочка проводил время с Клавдией Григорьевной, помогавшей Латынским по хозяйству. Он называл ее Клавой. Она была для него авторитетом: «Клава сказала», «Клава доктор», «Клава все знает».

Клавдия Григорьевна в свое время была репрессирована после того, как ее мужа, одного из руководителей ВВС на Дальнем Востоке, расстреляли, а детей отправили в детский дом. Роман Латынский выхлопотал ей в Киеве, куда она приехала после освобождения из лагеря и реабилитации, все необходимые документы, стипендию и однокомнатную квартиру.

Читать Юра научился сам — по газетам. Считать — по сантиметру. Годика в три-четыре он начал писать письма — заявки на телевидение. А Клавдия Григорьевна бросала их в почтовый ящик.

Однажды Алла у себя на работе отмечала с коллегами какой-то праздник. Собрались сотрудники молодежной редакции, в которой она работала, и детской редакции. Молодые мамы разговорились о детях — кто из них чем занимается.

«А твой что делает?» — спросили у Аллы.

«Мой Юрочка, — ответил она, — с кастрюлями играет, музыку слушает, читает, уже считает».

«А он что — Борисов?»

«Да. Юрочка Борисов».

«Слушай, ко мне пришло много писем от Юры Борисова, я получила выговор».

Человек по фамилии Скачко, председатель Комитета радио и телевидения, сидел на втором этаже и читал все письма, приходившие в комитет. И следил, чтобы все просьбы телезрителей выполнялись. А если не выполнялись и телезрители продолжали жаловаться, Скачко объявлял «нерадивым» выговор.

И вот маленький Юра Борисов, только-только самостоятельно научившийся писать, забросал телерадиокомитет письмами — просил показать тот или иной мультик. А когда что-то не показывали, писал: «Вы не выполняете мои просьбы. Вас всех надо в телегачок (телегачок — это телекрючок. Была когда-то на украинском телевидении такая сатирическая передача. — А. Г.)». И за это вот письмо коллега Аллы получила выговор… Одно такое Юрино письмо Алле подарили, и она хранит его в домашнем архиве.

Сохранились и сказка, написанная им в детстве, и детектив в семи частях, и какие-то наброски… Как-то Олега Ивановича попросили назвать его любимую книгу. «Это, — ответил он, — сборник рассказов моего сына, который написан им в три года. Сборник называется „Полицейский Жопс-Мопс и убивец Сосис Сардельевич“. Ходил по рукам в Киеве…»