Читаем Олени полностью

Как-то ясным днем, после полудня, когда теплый сильный ветер гонял меня к Высокой, я возвращался оттуда разбушевавшимся весенним лесом. В нескольких километрах от «Оленей» меня встретила овчарка Волчок. Уже давно, еще с первых моих дней здесь, мы подружились с этим (самым главным после деда Йордана) хозяином всего живого сообщества в заповеднике. Крупный лохматый пес, не очень чистых волчьих кровей, он и в самом деле был самой значительной личностью в мире «Оленей» после старика. Он был и ночным (когда старики спали), и дневным (когда дед отдыхал после обеда) сторожем. Часто он сопровождал старика (а порой и меня) во время наших прогулок, бдительно следил и за всем миром животных, обитающих в окрестных лесах. Он удивительно точно воспринимал мои чувства и настроения. Знал, например, что я люблю гулять в одиночестве, и никогда не досаждал во время моих путешествий по горам и лесам. Но знал, и когда можно меня проводить, и до какого именно места, когда меня оставить одного, а когда появиться — вроде бы невзначай, но всегда вовремя.

Его появление сейчас, когда я уже возвращался, показалось мне неожиданным, потому что я не звал его в своих мыслях. Но, очевидно, не я, а он хотел мне что-то сказать. И я предоставил ему эту возможность.

Волчок шел рядом по дороге к «Оленям», то забегая вперед, то зачем-то сворачивая ненадолго в лес. В одном месте он остановился, как-то особенно посмотрел на меня и помахал хвостом, что означало приглашение следовать за собой.

Мы были в километре от «Оленей», и Волчок напрямик, но все же проходимыми местами, повел меня в глубь леса. А когда остановился и поглядел на меня, как бы объявляя, что мы на месте, я понял, что и он знает тайну.

Потому что мы пришли именно к тому месту, где несколько месяцев назад я нашел в снегу труп убитого человека. Правда, от него уже не осталось почти никаких видимых следов — впрочем, я не подходил слишком близко. Но собака стояла на том самом месте. И не просто стояла — она напряглась в стойке и, подняв голову к небу, завыла словно волк. В общем-то, я никогда не слышал и не видел с близкого расстояния воющего волка, но подумал именно так. Я не знаю, как воют волки, но этот собачий вой был похож на рыдания человека — да, дикие, но все же рыдания. Наверное, я испытал бы ужас от этого воя, если бы передо мной не стоял мой самый близкий лесной друг. Почти человеческий плач, полный ужаса, потом — дикая скорбь, оплакивание, а в конце — тоска. Собака словно хотела мне показать, что не только знает страшную тайну убийства незнакомого человека, но и скорбит о нем. Хотя на какой-то миг этот вой вызвал во мне ужас от воспоминаний о странном убийстве, дикая скорбь Волчка была для меня и каким-то мудрым сигналом о том, что даже природа не может оставаться равнодушной к преступлениям человека. (Или я, по крайней мере, думал так — ведь что может быть равнодушнее, чем сама природа). Поэтому я возвращался в «Олени» в сопровождении Волчка, бегавшего вокруг меня, с теплым чувством разделенной дружбы, какое мне редко доводилось испытывать даже по отношению к самым близким людям.

Мы уже приближались к «Оленям», когда я снова увидел ее.

Всего в нескольких сотнях метров от хозяйственных построек, в лесу, где бурный поток после недолгой передышки в заводи стекал в речку и потом, ниже по течению, вливался в озеро, была поляна посреди молодой рощицы и весело зеленеющих и желтеющих зарослей кустарника. Вся в солнечных лучах, открытая поляна как бы возвышалась над потоком.

Наверное, она приходила на водопой, а сейчас просто стояла у куста. Серна.

Конечно, она слышала, как мы идем, но не убежала, а смотрела на нас, меня и собаку, удивленно и в то же время доверчиво, как на старых, но редко встречающихся знакомых. Мне показалось, что это та самая серна, которую я видел еще в первое лето и которую, как я думал, убили этой зимой незваные гости вместе со старым оленем. Так значит, она жива. Я смотрел на нее с такой радостью, будто снова встретил дорогого мне человека, которого считал навсегда потерянным для себя, мне хотелось броситься к ней и обнять. Но серна, словно убедившись, что мы видели, как она одаряет нас своим доверчивым и немного смущенным любопытством, вдруг встрепенулась, грациозно подпрыгнула и стремительно скрылась за кустами и деревьями.

Собака рядом со мной, остановившись, никак не отреагировала на появление серны, а когда та исчезла в лесу, спокойно направилась в сторону дворца, помахивая хвостом.

Охваченный радостным волнением, как после любовного свидания, я пошел за ней. Это была моя последняя встреча с серной. И кто знает, была ли это та самая, из моего первого лета?

Доверие, которым одарила меня природа в этот день, словно смыло с моей души все плохие зимние воспоминания, и я снова зажил в радостном ритме весенней жизни природы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новый болгарский роман

Олени
Олени

Безымянный герой романа С. Игова «Олени» — в мировой словесности не одинок. Гётевский Вертер; Треплев из «Чайки» Чехова; «великий Гэтсби» Скотта Фицджеральда… История несовместности иллюзорной мечты и «тысячелетия на дворе» — многолика и бесконечна. Еще одна подобная история, весьма небанально изложенная, — и составляет содержание романа. «Тот непонятный ужас, который я пережил прошлым летом, показался мне <…> знаком того, что человек никуда не может скрыться от реального ужаса действительности», — говорит его герой. «"Такова жизнь, парень. Будь сильным!"», — отвечает ему старик Йордан. Легко сказать, но как?.. У безымянного героя романа «Олени», с такой ошеломительной обостренностью ощущающего хрупкость красоты и красоту хрупкости, — не получилось.

Светлозар Игов

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези