На месте сгоревшей часовни построили новую церковь. В 1911 году священники Забайкальской епархии провели осмотр легендарных гробов, всё ещё сохранявшихся в её подвале. Газета «Забайкальские епархиальные ведомости» так писала о том событии: «Помолившись, благоговейно с зажженными церковными свечами, спустились в подпол названной церкви, где покоятся останки похороненных, по преданию, здесь замученных воинов, и стали разгребать землю…»
Осмотр показал, что «дерево колод весьма поддалось гниению» и рассыпается при любом прикосновении. «Положение гробов, покойников в них, а также и самих могил свидетельствуют о том, что они не могли быть тронуты с места со времени самого их погребения…» — пришли к выводу священники. Когда всё же сняли полусгнившую, рассыпающуюся крышку одного из гробов, то обнаружили, что «на внутренней стороне, плотно лежавшей на костях, выдавились отпечатки лицевой стороны черепа…»
Вот так и легендарные Иргенские мученики стали отпечатком в народной памяти первых, нелёгких шагов истории российского Забайкалья.
Глава 12
«Корейский нос» и «сверхъестественные ружья». Часть I
Самая восточная сухопутная граница России — это граница с Кореей. Впервые русские и корейцы увидели друг друга ещё во времена монгольских завоеваний, но первое соприкосновение двух стран началось лишь три с половиной века назад. И началось драматически — корейские солдаты стали невольными участниками войны с русскими первопроходцами.
Расскажем о первых русско-корейских контактах и о том, как горстка «мушкетёров» из «Страны утренней свежести» сыграла важную роль в истории границ Дальнего Востока.
Ровно 365 лет назад, в апреле 1654 года полторы сотни корейских солдат перешли пограничную реку Туманган — сегодня она разделяет Северную Корею и Китай, а тогда была границей владений корейского короля и маньчжурского императора. Корейский «ван», то есть король Хёджон отправил своих солдат на далёкий север не по своей воле — к тому времени его королевство уже полтора десятилетия было вассалом маньчжур, недавно воцарившихся в Пекине.
Перешедший пограничную реку небольшой отряд возглавлял крупный чин — «пёнма уху», военный заместитель губернатора провинции Хамгён, самой северо-восточной в Корее, именно она граничит сегодня с нашим Приморским краем. «Пёнма уху» по имени Пён Гып командовал отборным отрядом, включавшим сотню стрелков из фитильных ружей.
В ту эпоху именно корейские стрелки считались лучшими на Дальнем Востоке — они появились в конце XVI века, когда Корее удалось отразить натиск японских самураев, а совсем незадолго до описываемых событий, в 1637 году в битве у горы Квангёсан на подступах к Сеулу корейский солдат поразил из ружья маньчжурского главнокомандующего Янгули. Упорные маньчжуры всё же одолели корейцев, но стрелки из «Страны утренней свежести» с тех пор высоко ценились победителями. Маньчжурский император не раз приказывал корейскому королю в знак покорности присылать к нему своих солдат с ружьями, чтобы использовать их в боях с непокорными китайцами.
Но в этот раз корейскому «вану» пришлось отправлять лучших бойцов не на юг, где на берегах Янцзы всё ещё тлело сопротивление маньчжурскому натиску, а на север — к берегам Амура, где маньчжуры уже несколько лет сражались с каким-то новым, незнакомым противником. Даже сами новые властители Пекина еще толком не понимали, что за странные люди появились на отдалённом севере их владений — в первых донесениях своему императору они именовали пришельцев «неизвестным амурским племенем».
Хорошо вооружённые и боеспособные представители «неизвестного амурского племени» пугали не только победами над более многочисленными отрядами маньчжур, но и необычным обликом — таких «длинных» носов и светлых глаз на Дальнем Востоке не видел уже много столетий… Стрелки корейского короля шли на север, чтобы принять участие в чужой войне — войне маньчжурского императора с русскими первопроходцами.
Вообще-то предки корейцев и русских уже встречались в далёкую эпоху монгольских завоеваний. Об этом даже сохранилась документальная запись итальянского монаха Плано Карпини, побывавшего в столице наследников Чингисхана и описавшего восшествие на престол хана Гуюка в 1246 году. Среди иностранцев, присутствовавших на той церемонии, монах перечисляет «русского князя Ярослава из Суздаля и нескольких вождей солангов». Именно так — «солангами» — в эпоху Чингисхана монголы называли корейцев, обитателей «страны Солангэ». Западноевропейский монах лишь повторил этот монгольский термин.