Оленька, Живчик и туз

Оленька оперлась на руку Рора Петровича и пошла с ним. Чтобы легче шлось, Ланчикова, перекинув через плечо сумочку, перенесла тяжесть на руку Основного Диспетчера — а он выдержал ее, выдержал! — наскоро сняла вторую туфельку и, опираясь на всемогущую его руку, босая, в одних божественного телесного цвета чулочках, сооруженных из рахмановских колготок, проследовала в апартаменты. Тут Оленька обратила внимание, что дверь между кабинетом и апартаментами предусмотрительно открыта — суетливый господин Фортепьяновов не зря бегал туда-сюда с полотенцем. А дверь эта хотя и была снабжена с двух сторон массивными золотыми ручками, почти ничем не отличалась от стены. Мощная дверь, несомненно, не пропускает никаких звуков, и Оленька, проходя сквозь нее, даже чуть-чуть испугалась: “Сгину за стенкой — и Веничка никогда меня не найдет”.

Тем не менее Ланчикова храбро прошла в апартаменты. Господин Фортепьянов предусмотрительно закрыл за ними могучие двери, и Оленька тут же прилегла на диван и смежила глазки. Когда же Оленька стала их томно раскрывать, то сквозь густую кисею ресниц вдруг увидела, что над ней наклоняется, пестует и опять обтирает ей ногу влажным полотенцем вовсе не Рор Петрович господин Форпепьянов со своим ничтожно маленьким лысым черепом, а гигантский … буй! И странным образом это виденье тут же поменяло всю ситуацию. Оленька больше не притворялась — она действительно влюбилась в Основного Диспетчера. Многие господа — и Детский с Мутруком, и тот же несчастный Венедикт Васильевич, и ерник Ужимкин — впоследствии будут обвинять Ланчикову чуть ли, извините, не в блядстве! Но чем — скажите мне наконец! — красивый нос, или белые собственные зубы без опухших десен, или мужественные, но глупые глаза, или — расчеши их на любой пробор — совершенно избавившиеся от омерзительной телеперхоти пышные палево-серебристые волосы лучше, чем деньги?! Почему нельзя за деньги искренне и чисто, а главное — незапятнанно никаким даже полунамеком на меркантилизм полюбить в высшей степени достойного человека, каковым безусловно является Рор Петрович? И даже не за деньги — вовсе нет! А за то, что они, эти ничтожные бумажки и циферки, дадут, наконец, Оленьке Ланчиковой возможность взлететь — и взлететь не в переносном и давно всем надоевшем духовном смысле, а самым буквальным образом летать на своем собственном самолете — идти на посадку, садиться, дозаправляться и снова взлетать, летать, лететь и лететь в кругосветное путешествие с любимым, накрепко пристегнутым ремнями к креслу Рором Петровичем, который обязательно купит ей в качестве свадебного подарка пусть не реактивный двухмоторный “Фалкон”, а хотя бы “Сессну”… На “Сессну” она тоже согласна!

Возвышенные, изумительные мечты пронеслись у Оленьки перед полузакрытыми глазами! В то же время эти мечты уже были подкреплены искренним, глубоким, хотя и внезапным чувством!

Тут надо отдать должное и Рору Петровичу. Хотя он привел Оленьку прямо к дивану, причем далеко не к простому дивану, а к испанскому, из настоящей телячьей кожи дивану-кровати ручной выделки, но положил Рор Петрович красавицу-блондинку на этот диван еще безо всякой — или, скажем так, почти безо всякой задней мысли. Потому что впервые за много лет аппаратной работы, полной смелых и нетрадиционных решений, господина Фортепьянова вдруг охватила непонятная робость. Мокрое полотенце, которым он легонько гладил Оленькину ножку, вдруг потребовалось ему самому — он обтер вспыхнувшее сильнейшим жаром лицо и убедился, что полотенце уже не холодное.

— Подождите, Оленька, одну-единственную секунду меня подождите, — вдруг шепотом сказал Фортепьянов, — я сейчас еще льда принесу. Пока вы будете отдыхать, я, чтобы не терять зря времени, почитаю Вам документы и объясню, что необходимо будет сделать для проведения энергозачетов.

“Боже! Неужели господин Фортепьянов такой идиот!” — по-настоящему испугалась Оленька.

Рор Петрович побежал за льдом — но в холодильнике, стоявшем в апартаментах, льда почему-то не оказалось. Тогда господин Фортепьянов, торопясь изо всех сил, вернулся в кабинет, опустошил в подвернувшийся пластиковый пакет стоявший там морозильник, по дороге схватил наугад лежащее на его рабочем столе, на кипе бумаг, типовое Соглашение о сотрудничестве свободных агентов с Тузпромом и опять вернулся к Ланчиковой.

А Оленька уже решилась — давно, давно пора Венедикту Васильевичу опять рога наставить! А то уж больно Веничка о себе возомнил!

Расположившись на светло-коричневом диване, госпожа Ланчикова подняла и возложила больную ножку на округлое кожаное вздутие мягчайшей подушечки, вторую же здоровую ножку она оставила слегка утопленной в золотистом ворсе ковролина. Получилось очень удачно — нежные ножки оказались слегка раздвинуты. Чтобы усилить соблазн, Оленька едва заметно, самую малость, чуть-чуть вывернула изумительной формы бедра в тазобедренных суставах и откинулась на валик. Но глупый Рор Петрович, вместо того чтобы сразу присесть рядом с ней, торопливо придвинул к испанскому дивану итальянский резной стул.