Ольга, княгиня зимних волков

И вот трое старших Озеричей отправились в Свинческ и договорились с князем о вире за убийство Шумила, не упоминая о княжне. И в начале пира, когда княгиня наконец ввела в гридницу обеих своих дочерей, трое братьев не переменились в лице. А затем, вместе с прочими гостями на пиру, поднялись и почтительно поклонились той «русалке», что когда-то подавала им на стол, а сама скромно стояла у печи.

Она лишь с достоинством кивнула сразу всем, и взгляд ее не дрогнул, мимоходом коснувшись братьев Озеричей.

Сверкеру это примирение тоже недешево обошлось. После первой встречи Ведома ожидала, что отец и дальше будет браниться. Но вместо этого ей вскоре принесли два новых платья ромейского шелка.

– Князь дарит, чтобы было в чем на пир пойти, – пояснила Вайша.

Вслед за тем пришел пожилой хирдман Берси. Был он уже немного пьян, несмотря на утреннее время, и поведал, что князь на радостях велел выкатить бочку пива и угощает в гриднице всю дружину.

– А как мы рады! – приговаривал Берси, и в глазах его действительно поблескивали слезы. – Княжна! Ты наша лебедь белая! Улетела от нас… а уж мы горевали… Велел бы князь идти отбивать тебя… я пошел бы хоть к лешему, хоть к Фенриру в пасть… Где же ты была? Какой негодяй тебя увел?

– Он не негодяй, и я ушла с ним по доброй воле. У меня теперь есть муж, понимаешь, Берси? Я вышла за него добровольно и по обряду. И меня никто не имеет права держать в неволе, если я хочу вернуться к мужу.

– Но какой же он тебе муж, если князь не давал согласия? – удивился Берси. – Так не водится.

– Я ушла «уводом», на Купалиях это законно. Раньше отец сам говорил, что признает мой брак, раз уж боги послали мне мужа. И ведь я даже не прошу моего приданого. Но я сама теперь уже не отцовская дочь, а мужняя жена. И пусть люди это знают.

Надо думать, Сверкер вовсе не желал, чтобы люди нечто подобное знали, потому как ни старых преданных хирдманов, ни знакомцев из Свинческа и окрестностей к Ведоме больше не допускали. А ведь желающие повидать княжьих дочерей весь день толпились перед избой, сквозь оконца долетал гул разговоров. «Будто в осаде!» – ворчала Норима. Бедняжка уже не знала, чем развлечь в тесноте избы маленькую княжну, которая много дней считалась «мертвой» и поэтому не могла выйти погулять.

На другой день Норима рассказала, что князь говорил в гриднице с «каким-то мужиком молодым из тех самых Озеричей». У Ведомы упало сердце, она не могла вымолвить ни слова, опасаясь себя выдать. К счастью, сама княгиня задала вопрос, что был за мужик и чего хотел.

– Страшный такой! – ответила Норима. – На глазу вот здесь будто кровь!

Ведома сжала зубы, задержала дыхание, потом закашлялась, чтобы сбросить судорогу в горле. Она сумела сохранить невозмутимость только потому, что не решила, заплакать ей или засмеяться. Равдан, ей казалось, очень хорош собой, и рыжевато-русая бородка, отпущенная летом после женитьбы, очень его красила, оттеняя мужественные черты и сметливый взгляд. Даже родимое пятно на веке ей нравилось, потому что отличало его от прочих людей и делало таким, какой он есть! Любимого человека украшают даже недостатки…

Оказалось, что князь передал через Равдана приглашение Озеричам помириться. Ведома понимала, что приходил он вовсе не ради этого. Он искал ее. И теперь знает, куда исчезла жена. Как хорошо, что у него хватило самообладания ничем себя не выдать.

Ведома радовалась, что Равдан ушел невредимым, но ее изводила тревога о будущем. Она не верила, что они разлучены безвозвратно, потому что при мысли о таком жизнь казалась конченной. Весь Озеричей, их с Равданом избушка в заброшенной веси Кувшиновичей лежали не так уж далеко от Свинческа, но теперь вдруг стали недостижимыми, будто сам Царьград. Между Ведомой и ее прежней замужней жизнью пролегла пропасть – леса дремучие, реки бегучие, болота зыбучие. Равдан был на той стороне, и Ведома не видела никакой возможности вернуться к нему. Пока еще казалось, что это досадная случайность и скоро все станет как прежде. Вот только как?

После полудня в княгинину избу пришел Сверкер. Ведома внутренне ощетинилась, приготовившись к борьбе, но отец немного морщился, как от головной боли, и держался с вялой доброжелательностью.

– Понравились платья? – спросил он, слегка кивнув на крышку ларя, где те были разложены. – И Приянке тоже нужно новое платье сшить. Она же у нас на пир пойдет, как большая!

– И платье будет, как у большой? – Младшая княжна высунулась из-за ларя, куда на всякий случай спряталась, опасаясь, что старшие опять начнут кричать друг на друга.

– Как у большой! – Сверкер подозвал девочку и ласково потрепал по голове. – Ты же на том свете побывала, а оттуда все взрослыми возвращаются.