Олигарх 4 (СИ)

— Так ведут себя родители с любимым, но непослушным и шаловливым ребенком. Вроде как и нашлепать надо, но рука не поднимается, своя кровиночка. Но вы, я думаю, в каком-либо родстве с Государем не состоите. Тогда, второе. Госудаоь не только ценит и высоко ставит родственные узы, как в первом случае, он у нас еще и человек чести, некоторые его даже называют рыцарем на троне, — заметив ироническую улыбку Ивана Васильевича, который наверняка сразу же подумал о «рыцарских» похождениях налево, Федор поднял немного вверх обе руки. — По крайней мере он так считает.

Иван Васильевич перестал улыбаться и подтолкнул Федора.

— Давай короче, что там в твою светлую головушку пришло, ты же у нас мастер всяких хитрых комбинаций и знаток человеческих душ, — всё это он сказал без тени иронии и совершенно без каких-либо язвительных нот.

Федор оценил замечание, сделал легкий поклон головой в сторону Ивана Васильевича и говоря очень медленно и размеренно, закончил свою мысль.

— Государь чем то обязан вашему роду, скорее всего вашему батюшке и это свое отношение он переносит и на вас. Хотя чисто по-человески он, ваша светлость, иногда в ваш адрес думает, прошу прошения, убил бы гада.

— Интересная мысль конечно, — усмехнулся я, — и что же в истории моего рода может быть такого?

— Их сиятельство, покойный граф Белинский, — зло прищурившись, высказал своё мнение Иван Васильевич. Сергей Петрович, соглашаясь, закивал головой.

— Ваша светлость, Софья Андреевна, будучи в Лондоне как-то с тетушкой обсуждали бурную молодость вашего батюшки. Я явился к шапочному разбору и не знаю о чем шла речь. Но при мне ваша тетушка посоветовала Софье Андреевне дать распоряжение господину Бальзаминову найти кое-какие документы касательно дуэлей вашего батюшки.

Я вспомнил, что какой-то разговор на эту тему был, но он не получил продолжения и Соня к этой теме больше не возвращалась. Тем более, что тетушка умерла.

— Вы хотите, господа, сказать, что покойный граф, знал что-то такое, что представляло опасность или просто очень раздражало, императорскую фамилию. Мой родитель, протнувши графа, оказал этим большую услугу императору Александру и нынешнему Николаю Павловичу, так? — мои собеседники дружно закивали, соглашаясь и почти хором сказали.

— Да, именно так.

— И Государь по этой причине благоволит ко мне, хотя готов меня и за можай загнать. И нынешняя ситуация действительно интересная. Он перед кем-то изображает гнев на меня и отправляет меня как бы в ссылку, но делает при этом мне царский подарок, который для меня очень ценен. Так? — я задал вопрос и тут же на него сам и ответил. — Так. Но, господа, тогда возникает вопрос.

В моей голове быстро стало выстраиваться строгая версия и на мой взгляд очень правдоподобная.

— А вопрос такой, господа. Все дело было в личности самого графа Белинского. Я его убил и получается, нет человека — нет проблемы. Николай Павлович мне за это очень благодарен, как до этого был благодарен моему родителю за то, что тот, ранив графа, задвинул его и прощает мне то, что другим не простил бы. И более того, скрипя сердцем, принимает мои советы, как это было с холерой и Польским восстанием, — я говорю, как бы читая выводы какого-нибудь доклада.

— Но Государь все равно учитывал какое-то неведомое обстоятельство. И вдруг, это неведомое обстоятельство начинает на него сильно давить и требовать моей крови. Но это обстоятельство не очень умно или не очень грамотно, или банально из обитателей великосветских салонов, но оно точно считает, что удаление меня из России и по-большому счету из Европы огромная и страшная кара. И ничего другого оно мне сделать не может, — я остановился в своих выводах, но Сергей Петрович продолжил за меня.

— Или банально боится, памятуя судьбу графа, а бог, как известно, любит троицу.

— Да, разумное замечание, — согласился я. — Кишка тонка.

— Это может быть женщина, — неожиданно предположил Федор. — Вылезать из берлоги и доверять свою тайну ей кому-либо страшно, это получается смертельно опасно, судьба графа перед глазами, а вот письмишко чиркнуть и не одно, вполне.

— Это женщина. Её берлога во Франции и она как-то связана с поляками. По крайней мере с кем-то кто участвовал в восстании или был причастен к нему, — начал подводить итоги Иван Васильевич. — Она как-то связана с покойным графом и может нажать на какие-то серьёзные рычаги.

— И эти рычаги очень серьёзные. Кто-то не побоялся идти против Ротшильдов, в случае успеха курильской авантюры их потери были бы огромные. Особенно у Джеймса, — добавил Федор.

— У кого какие предложения по нашим действиям? — я решил последнее слово оставить за собой.

— Резрешите я начну, — Сергей Петрович вопросительно приподнял руку.

— Слушаем вас.

— Я еду в Варшаву. Иван Васильевич ищет в России. Месье Ланжерон едет в Париж. А Федору надо бы в Лондон срочно вернуться. С большими финансами или ему беседовать или вам, Алексей Андреевич, — Сергей Петрович вопросительно посмотрел на меня и Федора, все таки он как бы в отпуск приехал и у него своя программа, а тут все бросай и беги.