Олигархи. Богатство и власть в новой России

В качестве примера Хайек взял такой товар, как олово. На свободном рынке, писал он, в случае нехватки олова производители и потребители отреагируют на это тем, что станут больше олова производить, попытаются меньше его потреблять или заменят его чем-то другим. Хайек указал на то, что при централизованном планировании практически невозможно принимать решения за стольких людей, но что свободные цены могут быстро и эффективно проинформировать производителей и потребителей о новой ситуации. С ростом цен некоторые производители начнут производить больше олова, а потребители, возможно, проявят интерес к другому металлу, и это быстро отразится на рыночной экономике, даже если большинство участников не знает, почему происходит регулирование. Хайек писал, что свободно устанавливаемая цена на олово похожа на быстродействующую информационную сеть, которая позволяет эффективно распределять ресурсы, чего армия советских исследователей добивалась на протяжении всех этих лет.

Хайек назвал ценовую систему “чудом”, которое может освободить людей от “сознательного контроля” со стороны центральных плановых органов. В то время, когда Чубайс прочитал в Ленинграде эту статью, Советский Союз был крупнейшим в мире примером “сознательного контроля” с жесткими ценами, установленными государством во всех сферах экономики. Хайек, получивший в 1974 году за свою работу Нобелевскую премию по экономике, нанес сокрушительный удар по основам советского социализма. Как ни удивительно, зачитанные фотокопии его работ, нелегально привезенных в страну, вопреки всем усилиям КГБ попали в руки молодых, стремящихся к знаниям ленинградских ученых.

Спустя много лет Чубайс вспоминал, с каким трепетом он читал Хай-ека, и тут же привел свой пример того, как теория Хайека работает на практике в Соединенных Штатах. “Один человек продает гамбургеры где-нибудь в Нью-Йорке, — объяснял он мне. — А в то же время другой пасет в Арканзасе коров, которые пойдут на мясо для этих гамбургеров. Но для того чтобы человек в Арканзасе стал пасти коров, нужны высокие цены на мясо, подсказывающие ему, что он должен заниматься именно этим делом”.

“Цена играет абсолютно универсальную и фундаментальную роль”, — заключил Чубайс.

Теории, которые Чубайс и его группа обсуждали в ленинградском институте на улице Марата, постепенно становились известны и другим людям в Советском Союзе. Еще до начала горбачевской эпохи в отдаленных уголках страны развивалось неортодоксальное мышление. В Новосибирске экономист-реформатор Абел Гезевич Аганбегян выступил с откровенной и жесткой критикой нездоровой советской экономики. К Аганбегя-ну, директору Института экономики и управления Сибирского отделения Академии наук, присоединилась социолог Татьяна Заславская. Заславская подготовила исследование, ставшее вехой в науке и поставившее под сомнение всю структуру советской экономики. Оно обсуждалось на конференции в Новосибирске в 1983 году и позже способствовало появлению многих идей горбачевской перестройки.

Вскоре Чубайс почувствовал, что ему нужно вырваться из провинциального мирка ленинградского института и установить контакты с другими людьми, особенно в Москве. Хотя в Ленинграде было несколько вольнодумцев, он знал, что в Москве их должны быть десятки. Глазков съездил в Москву и через друзей узнал об одном талантливом молодом экономисте, о котором и сообщил Чубайсу. Это был Егор Гайдар, работавший во Всесоюзном институте системных исследований под руководством известного специалиста в области эконометрии Станислава Шаталина. Как и Чубайс, Гайдар бился над поиском “индикаторов” и совершенствованием советского экономического монстра[4]

.

Различие заключалось в том, что Гайдар находился в Москве, в центре событий, а Чубайс — в заштатном, провинциальном институте. Гайдар принадлежал к советской элите, он был внуком знаменитого командира Красной армии, автора любимых детских книг, и сыном корреспондента газеты “Правда”. Когда Андропов занялся поиском прогрессивных идей для проведения экономической реформы, одним из молодых исследователей, работавших над предварительными проектами, был Гайдар. Атмосфера в группе Шаталина была более открытой, чем мог себе позволить Чубайс в Ленинграде, под неослабным наблюдением КГБ. “Разговаривая, здесь можно было не прятать фигу в карман”, — вспоминал Гайдар об атмосфере в Москве.

Несмотря на многочисленные просьбы Глазкова, Гайдар не смог найти время, чтобы приехать на семинары Чубайса в Ленинград. “Он был слишком занят, чтобы ехать в какой-то Инженерно-экономический институт, — рассказывал Глазков. — Он принадлежал к элите. Его это не интересовало”.