Олимпиец. Том III

При разговоре старик забавно шевелил подбородком и слегка посвистывал. А еще после каждого слова делал длинные паузы, чтобы дать челюсти немного отдохнуть. Было видно, что сам процесс разговора дается ему с трудом.

Впрочем, оно и неудивительно.

Когда душа пересекает Ахерон, она теряет дар речи. Полностью. Слушать может, говорить — нет. Способность к общению возвращается, только если к ней обратиться напрямую. Ну или когда ее уже куда-то распределят на местном Судилище. В Элизиум там, или Тартар.

Работа моего отца, кстати. Зачем, он сделал? А черт его знает. Мое мнение? Ему просто в край надоели жалобы подчиненных на чрезмерно говорливые трупы вот и все. Он и рубанул с плеча… Нет человека, нет проблемы.

Тьфу ты, голоса-нет, голоса. Человека-то и правда больше нет, только душа осталась.

Что по итогу? По итогу Харон почти все свое время проводил в одиночестве. Нет, изначально он пробовал просто поговорить, но… Вы же знаете смертных. Нас, то есть. О чем может идти разговор, когда ты труп, а твою душу везут к судилищу? Вот именно. Так что через несколько сотен однотипных вопросов и истерик, Харон перестал общаться совсем.

Редкие исключение, вроде захаживающих сюда героев да неадекватов вроде меня и Орфея не в счет.

— Кстати, — поинтересовался я, задумчиво пробарабанив по дереву кормы. — Как ты его узнал?

На меня из-под капюшона уставились два зеленых фонарика. Харон явно не понял вопроса.

— Мое имя, — пояснил я. — Как ты его узнал?

— А-а-а, — протянул тот и оттолкнулся веслом от выступавшего на метр из воды камня. — Твое … Имя.

— Да.

— Мой… Сын, — с трудом выговорил паромщик. — Аскалаф. Хороший… Мальчик.

— Сын? Не понял. В смысле твой сын рассказал?

— Да. Личный… Садовник… Аида, — кивнул старик.

В его голосе послышалась отцовская гордость, которую он безуспешно пытался скрыть неловким плюхом весла по воде. Он скосил на меня зеленый взгляд, чтобы проверить, заметил ли я?

Я с трудом сдержал улыбку. Паромщик реки Смерти на самом деле скромняга и душевный малый. Кто бы мог подумать, а?

Интересно другое. Что дальше? Фурии просто недопонятые любители доминирования? А Цербер не ужасный изрыгающий пламя пес, а пушистый комочек, которому нужно погладить пузико?

— Асклаф … сказал…, — вырвал меня из мыслей о пушистых пузиках хрип Харона. — Что Владыка…говорит о тебе… постоянно.

Настроение сразу испортилось.

— Да неужели? — мрачно спросил я. — И что же?

— Что… Жалеет, — удивительно искренне ответил перевозчик. — Что… Не смог… Рядом. Не смог… Видеть… Ты… Растешь.

Тц!

— Если правда жалел — смог бы, — холодно отрезал я. — Закроем эту тему, Харон. Меня не интересуют проблемы отца. Я здесь, что исправить ошибку.

Харон покачал головой, но покрепче ухватив весло, отвернулся в сторону. Ему явно хотелось сказать что-то еще, но я был Наследником Аида, и перечить он мне не мог. В пещере воцарилась тишина, нарушаемая лишь шумом текущей воды и редким плеском весла.

Я откинул голову назад, на корму лодки, подложил руки под голову и отрешенно уставился в потолок пещеры. На острие конца сталактитов, на срывающиеся вниз капельки воды…

— А что твоя семья? — со вздохом спросил я. — Кроме твоего сына у тебя есть кто? Родители там, сестры, братья?

Старик стоял ко мне спиной, но я знал, что он улыбается. Доволен, что я продолжаю тему.

Ну и пусть. Его дело.

— Моя мать… Никс. Ночь. Тьма, — не отвлекаясь от своего занятия начал рассказ Харон. — Братья… Сон и Смерть. Гипнос и Танатос.

Я наморщил лоб.

Танатос, Танатос… Где-то я это уже слышал. А-а-а-а. Точно, вспомнил. Почтальон, блин.

Тот самый гений с мраморным лицом и огромной косой за спиной. Встретил вместо отца, и сразу же послал в пешее эротическое. Еще и ухмылялся так мерзко. И шутит отвратно.

Прямо как я.

— Бывает, старина. В семье не без урода.

Харон как-то странно на меня посмотрел, но не сказал ни слова. Видать, подумал, что я сбрендил. Впрочем, неудивительно. Какой смертный полезет в Подземное Царство.

Правильный ответ — я!

Найти вход, кстати, оказалось проще простого. Ну точнее, как… Я завернул в ближайшее святилище Гермеса и путем угроз и коварного взятничества выгнал оттуда всех жрецов.

Подышать свежим воздухом, так сказать.

Что дальше? Дальше я в самом центре главного зала, прямо напротив статуи, упер руки в бока, откашлялся, после чего… во в красках расписал, что я планирую делать.

А именно воспользоваться моими миллионами, связями среди преступного мира и всей своей находчивостью, чтобы на пару дней обвалить всю экономику Греции. После чего свалить все на Гермеса, как де-факто, бога финансов.

Пусть развлекается.

Чушь, понятное дело. Даже если бы я мог, то не стал бы. Денег жалко. Да и иммигрировать я пока что не собирался. Нравится мне Греция, и все тут.

Но внимание я привлек. Двоюродный братец явился раньше, чем я закончил свою речь. Хмыкнул, пожал руку и спросил, что мне вообще от него надо.

Ну а дальше дело техники.

Да, официально быстроногий бог не имел права мне помогать — спасибо дядюшке Зевсу и его запрету, но…