Олимпийские игры. Очень личное

Начиная с 1998 года групповая работа в сборной команде была вотчиной Татьяны Покровской. Грубоватой в тренировках, как и многие тренеры, вынужденные справляться с большим количеством спортсменов. Перед чемпионатом мира-2003 я как-то пришла к Покровской на одну из заключительных тренировок и застала, выйдя на бортик бассейна, изумительный тренерский текст:

– Меня тошнит от ваших поддержек! – неслось над водой. – Что ты на нее садишься, как на унитаз? Нужно прямой угол строить, а вы уходите в колбасу! Четче! Маша! Выпрыгни из воды и в полете пройди вперед. Непонятно? Значит, будете повторять весь прогон целиком. Сами себе такую жизнь устроили!!!

Прочтя на следующий день репортаж, Покровская перестала со мной разговаривать. Спустя какое-то время оттаяла, а я стала гораздо внимательнее относиться к формулировкам. Понимала, что вся жизнь тренера – это ее команда. В ней могут меняться люди, программы, обстоятельства, неизменным же остается одно: несокрушимость. Высадиться на объект, разгромить всех и вернуться живыми – это о них, о девочках Покровской. О том, какой ценой достигается этот успех, Татьяна никогда не любила говорить. А тут, накануне Рио, сама пригласила в тренерскую, когда я по каким-то делам заглянула к ней в бассейн. И за чаем вдруг стала со смехом рассказывать, как в молодости работала тренером в художественной гимнастике, не имела своего зала и ходила со спортсменками по школам. Договаривалась, чтобы девочек пускали бесплатно тренироваться по вечерам.

– В школах ведь не бывает спортивных залов, где стояло бы пианино, – вспоминала она. – С собой пианино мы тоже не могли принести, а портативных магнитофонов еще не было. Поэтому я нашла девочку, умеющую играть на баяне, она нам и аккомпанировала. Хотя играть классику на баяне – это, конечно, сдохнуть можно…

Татьяна Тарасова однажды сказала, что за выдающийся тренерский успех всегда приходится платить очень высокую цену. Когда я пересказала это Покровской, та вздрогнула.

– У меня тоже были подобные мысли. Когда неизлечимо заболела внучка, я постоянно думала именно об этом. О том, не наказывает ли меня судьба за то, что я почти никогда толком не интересовалась ни семьей, ни домом. Но мне так и не удалось найти ответ. Допустим, я вообще не занималась бы тренерской работой, и что, Лиза не умерла бы? Мне было тогда безумно тяжело, я ходила в церковь, разговаривала со священниками, все они говорили мне: это судьба. Выбор Бога. Думать, что это – расплата за мой тренерский успех, для меня было бы очень тяжело. В конце концов, зачем-то мне была дана свыше способность так работать и так жить?

Слушая тренера, я мысленно пыталась поставить себя на ее место и понять, каково это – работать со стаей хищниц, готовых в любой момент разорвать любого соперника? И как это – ежечасно быть сильнее группы, где собраны люди с крайне непростыми характерами и колоссальными амбициями. Покровская словно почувствовала это. Сказала:

– Думаю, в какие-то моменты многим моим спортсменкам кажется, что они меня ненавидят. В этом, впрочем, есть свои плюсы: в спорте многое можно сделать на любви. Но мотивация, замешанная на ненависти к тренеру, бывает еще сильнее.

– То есть вы хотите сказать, что в каких-то ситуациях сознательно добиваетесь того, чтобы вас ненавидели? – не поняла я.

Татьяна кивнула.

– Такое тоже случается. Как и конфликты. Но я работаю с профессионалами, считаю профессионалом себя и давно уже не реагирую на мелочи типа чужого плохого настроения. Рассуждаю иначе: на каждой тренировке мне нужно добиться определенного результата. Я его и добиваюсь, хотя не всегда это происходит быстро. Понятно, что меня, как любого нормального человека, расстраивает, когда спортсменки на меня дуются. Более того, если я понимаю, что кого-то особенно сильно «обидела» на тренировке, всегда стараюсь найти возможность как-то эту обиду смикшировать. С другой стороны, девчонки ведь прекрасно понимают, что я их веду туда, куда, возможно, не приведет никто другой. Через боль, через слезы, через «не хочу», не всегда педагогичными методами, но приведу обязательно.

– Методы и вправду бывают непедагогичными?

– Еще какими! Женщины же. У всех эмоции, у всех капризы, да и я не исключение. Когда девчонки уже заканчивают выступать, они часто вспоминают какие-то ситуации, какие-то мои высказывания и ржут при этом, как умалишенные. А мне каждый раз становится стыдно. Хотя я полностью отдаю себе отчет в том, что в любой из моих групп всегда находятся спортсменки, рост которых произошел исключительно за счет моих сил, моих нервов и моей жесткости. Была, например, девушка, которая вообще ни по каким параметрам не подходила для тех задач, которые нам предстояло решать. Естественно, на тренировках ей доставалось больше других, а сама она наверняка была уверена в том, что я ее просто не люблю и всячески стараюсь сжить со свету.

– Почему тогда вы просто не убрали ее из состава? – поинтересовалась я.