Олимпийские игры. Очень личное

Очередь, толпившаяся у небольшой палатки секьюрити, вызывала своими размерами благоговейный ужас. Простояв больше часа, я поняла причину: с утра появилась анонимная информация, что в ледовом центре заложена бомба. Поэтому полицейские, в качестве сильно запоздавшей реакции, тщательно вытряхивали сумки, заставляя каждого журналиста (никого другого на стадион не пропускали) по нескольку раз включать и выключать все фото – и видеокамеры, диктофоны и даже мобильные телефоны. Толпу, растянувшуюся метров на пятьсот, с помощью мегафона и полицейских жезлов периодически пытались построить местные блюстители порядка, причем проявляли крайнюю непоследовательность: то вежливо просили проявить понимание и терпение, то начинали истошно орать нечто нечленораздельное, напоминающее хрестоматийное булгаковское: «В очередь, сукины дети, в очередь!»

Когда заветная стойка досмотра была совсем рядом, неизвестно откуда появилась толпа местных служащих. Своей черно-желтой униформой и типичной для любителей гамбургеров и кока-колы бесформенностью они больше всего напоминали стаю пингвинов. И столь же бесцеремонно полезли в обход очереди, непринужденно улыбаясь на ходу: «Ха-ай! Мы спешим посмотреть, как катаются, до того, как начнется собрание волонтеров. Вы не против, если мы пройдем первыми?»

Комментарии были излишни.

Большинство российских участников Игр предпочли приехать в деревню в самый последний момент. Почти все фигуристы провели заключительный сбор в Логане, от которого до столицы Игр был всего лишь час езды на автомобиле. По словам массажистки сборной Тамары Гвоздецкой, которую я встретила на катке, условия для подготовки в этом крохотном мормонском городке были не просто хорошими – изумительными. Новый современный каток, близкое жилье, прекрасная погода. Чемпион мира Евгений Плющенко задержался в Логане дольше всех, решив потренироваться в четверг именно там и лишь потом ехать вслед за командой.

Это, пожалуй, было главной новостью первых дней Игр. С таким нетерпением, как журналисты ждали Плющенко, в Солт-Лейке не ждали больше ни одного спортсмена. Даже Алексея Ягудина.

За исключением Игр доброй воли, с которых начинался сентябрь, Алексей выиграл в том сезоне все предолимпийские старты. Он не приехал лишь на чемпионат России. Его тренер Татьяна Тарасова прекрасно понимала, что дома и она сама, и ее ученик являются в какой-то степени персонами нон-грата. И что Ягудин, как бы хорошо он ни катался, скорее всего, останется только вторым: фаворитом руководства федерации (а значит, и судей) был Плющенко. И совершенно ни к чему было показывать миру, что на человека, который готовится стать олимпийским чемпионом, не делает ставку его родная страна.

Не уверена, что именно так дело обстояло в действительности. Все спортивные руководители прекрасно понимали, что тандему Плющенко – Ягудин в мире нет равных. И что, кто бы из них ни стал первым, золотая медаль никуда не денется.

А вот для тренеров вопрос был принципиальным. После того как Алексей ушел из группы Мишина к Тарасовой, между двумя корифеями началась открытая война. В двухтысячном году, когда Ягудин проиграл чемпионат Европы, но выиграл чемпионат мира, он сам сказал на этот счет: «Меня расстроило не то, что я проиграл чемпионат Европы, а то, что проиграл Плющенко. Дело ведь не только во мне. Это прежде всего борьба тренеров. Тарасовой и Мишина. Соперничество между мной и Женей будет продолжаться до тех пор, пока кто-то из нас не уйдет в профессионалы. А когда то же самое сделает и другой, все начнется снова…»

В Солт-Лейк-Сити в это противостояние были так или иначе вовлечены все русскоязычные журналисты. Вопрос «Ты за кого болеешь?» звучал на катках и в пресс-центре так часто, что вполне мог бы употребляться вместо приветствия. Доходило до того, что корреспонденты инструктировали друг друга: ни в коем случае не проявлять собственных симпатий, разговаривая с тренерами фигуристов, и убеждать каждого, что болеешь лишь за него. Иначе интервью может вообще не получиться.

В один из приездов на тренировочную арену я сама угодила под шквал мишинского негодования. «Я не буду давать вам интервью, – вспылил тренер на безобидную просьбу рассказать хотя бы в двух словах о том, как его спортсмен провел последние перед Играми недели.

– Могу поинтересоваться почему? – спросила я.

– Не вижу смысла! Стоило Жене поставить произвольную программу, как на нас ополчились все. Писали, что его программа – как лоскутное одеяло. И что катается он настолько медленно, что впору ставить зонтик посреди площадки и ездить вокруг. А уж по телевизору такое говорили…

– Не совсем вас понимаю, – опешила я. – Эти упреки мне следует принять на свой счет?

– Лично к вам у меня претензий нет, – умерил пыл Мишин. – Но разговаривать все равно не хочу. Да и о чем, когда на носу – главный старт?