Олимпийские игры. Очень личное

– Устал, – признался он. – Устал бороться со Светой. Не хочу ее, конечно, ругать, она очень старалась. Но ведь я еще в начале сезона говорил ей, что есть возможность без всяких проблем довести сложность всех комбинаций до максимальной. Добавить довольно простую для нее связку на бревне, которая увеличивает стоимость программы на 0,3. Тогда можно было бы сделать более простой соскок, а сама комбинация все равно оценивалась бы по максимуму. Но Света не захотела. Меня не покидало ощущение, что она просто не воспринимает то, что я пытаюсь донести до ее сознания. Как памятник. В вольных упражнениях надо было выучить перекидной прыжочек с поворотом – все его делают, но я вновь наткнулся на сопротивление. А вот менять программу в Афинах было уже бесполезно. Хотя я видел, что Света думает об этом. Понимаю прекрасно, что она считает себя великой, что для этого есть основания. Но… Не представляете, до какой степени обидно…

– Может, вы не совсем объективны? – попыталась я хоть как-то защитить гимнастку. – Все-таки чем старше спортсмен, тем сложнее решиться на какие-то новшества.

– Какие новшества? – искренне удивился Пилкин. – Света способна делать – и делает – куда более сложные элементы. Дело в другом. Я видел, что она очень бережет себя. Все последние дни мало тренировалась. Я даже сказал: «Ты все время думаешь о том, как сохранить силы, как не упасть, не проиграть. А нужно думать о том, чтобы идти вперед». Как только спортсмен, даже самый великий, перестает подчиняться тренеру, результаты начинают падать. Это закон спорта, аксиома. Ведь даже на брусьях, где мы работаем больше всего, и где каждый элемент вычищен, привычной уверенности у Светы нет. Вы же видели разминку?

* * *

То, что на любимых брусьях у двукратной олимпийской чемпионки неладно, было видно с самого первого дня выступлений. Вопреки всем разговорам о судейской необъективности по отношению к России, золотую медаль на этом снаряде намеревались отдать именно российской спортсменке. На такую мысль прежде всего наводили достаточно высокие оценки Хоркиной. 9,750 – в квалификации, 9,650 – в командном финале, 9,725 – в многоборье.

В личном финале Хоркину заметно шатало. В комбинации, которую она столько лет подряд выполняла на едином дыхании, появились жесткие стыковки, едва заметные паузы между элементами. Она не скрывала растущего недовольства уже на разминке, словно забыв, что в таком виде спорта, как гимнастика, где счет идет порой даже не на сотые, а на тысячные доли балла, категорически нельзя показывать судьям (если уж вышел перед ними на помост), что ты расстроен, не уверен в себе, что у тебя что-то не получается. Так же категорически не рекомендуется выражать недовольство оценками. Тем более – вслух. Даже если в душе ты не сомневаешься в том, что тебя бессовестно засудили.

Но после финала в многоборье гимнастку понесло. На приеме, куда двукратную олимпийскую чемпионку пригласили за день до ее заключительного старта и где присутствовал президент МОК Жак Рогге, Хоркина выступила по полной программе. Когда ее представили собравшимся, вскочила из-за стола, картинно раскинув руки в театральной позе. «Один такой жест стоит десяти баллов», – нашелся Рогге. «Скажите это судьям!» – зло парировала спортсменка.

А потом был тот самый финал. В котором, казалось бы, ничто не мешало Хоркиной по-хозяйски забрать вожделенную награду. Она могла ничуть не опасаться судейской мести: розыгрыш медалей на отдельных снарядах – это всегда некий реверанс. По отношению к стране-хозяйке, к тем, кому в чем-то не повезло в предыдущих выступлениях.

Вряд ли среди арбитров – всех до одного бывших гимнастов – мог найтись хоть один человек, которому не хотелось бы увидеть блистательное завершение почти десятилетней карьеры. В тот момент, когда Хоркина вышла к брусьям, на второй план ушел и ее невыносимый для окружающих характер, и дерзкие выходки, и воинствующая самовлюбленность. Осталась лишь великая спортсменка. И снаряд.

Хоркиной помешала стартовая лампочка.

Эта версия была высказана спортсменкой уже после ее ошеломившего всех поражения, в автобусе по пути в Олимпийскую деревню. Мол, лампочка была зажжена раньше положенного, и на то, чтобы настроиться, попросту не хватило времени.

Чуть раньше, в микст-зоне, журналистам была выдана другая версия. Что помешала француженка Эмили Лепеннек, выступавшая перед Хоркиной и наложившая на верхнюю жердь слишком толстый слой магнезии. Пока спекшийся в корку порошок счищали, время и ушло.

Все это было неправдой, даже если было на самом деле. Хоркина вышла к снаряду, уже проиграв борьбу. У нее просто не осталось ни сил, ни нервов. Пустые глаза, поникшие плечи. И, возможно, на чей-то взгляд нелепая, но на самом деле абсолютно закономерная ошибка – потеря координации и равновесия в вертушке на верхней жерди – вертушке Хоркиной. Элементе, за десять лет до Игр в Афинах названном в ее честь…

Глава 5. Взрыв