Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

Коль пожелал Господь обречь тебя страданью,Коль пожелал Господь божественную дланьюГлаву поэта сжать,И, обратив ее в святой сосуд экстаза.Влить пламень гения, и возложить на вазуМогильную печать…

Он вспомнил их детские игры: «…Ты, верно, помнишь нашу юность. Ты, верно, помнишь сад зеленый фельянтинок». Они были счастливы вместе, вместе открывали прекрасный мир, вместе делали первые шаги по цветущему лугу. Но безвозвратно ушли в прошлое чистые мечты отрочества — того, кто умер, и того, кто продолжает жить:

Тебе отныне спать на том холме зеленом,Что высится один под зимним небосклономИ всем ветрам открыт,Тебе отныне спать в сырой холодной глине,А мне остаться здесь, средь городской пустыни,Моя судьба велит.

А мне остаться здесь, дерзать, страдать, сражатьсяИ шумной славою своею упиваться,Скрывая под полой,Как в Спарте некогда свирепого лисенка,Все муки зависти, и улыбаться тонкоВ когтях обиды злой[96].

Не правда ли, сетуя на жизнь, мы как бы стараемся утешить души усопших? «Не сожалей ни о чем. Ведь ты вкушаешь вечный покой», — говорит Живущий, и это дает ему право на забвение. Абель Гюго прислал счета:

Уплачено за экипаж и мелкие расходы на похоронах — 17 фр. 60 сант.

Уплачено по счету за Эжена — 165 фр.

Итого — 182 фр. 60 сант.

Из коих половина на долю Виктора… 91 фр. 30 сант.

Мрачная арифметика, но братья Гюго прошли строгую житейскую школу, где их учили считать сантимы. В соответствии с обычаями испанского дворянства после смерти Эжена, который был старше, Виктор становился виконтом Гюго. То был первый шаг на пути к званию пэра. Отныне Адель подписывалась «виконтесса Гюго», даже если письмо предназначалось близкой подруге. События время от времени вознаграждали супругу Виктора Гюго за ее снисходительность.

2. Жюльетта под куполом академии

Большинство знаменитых людей живут в состоянии проституирования.

Сент-Бев. Записные книжки

Слава — это род недуга, которым заболеваешь после того, как она тебе приснится.

Поль Валери

В 1837 году герцог Орлеанский женился на принцессе Елене Мекленбургской. У Виктора Гюго отношения с наследником престола были лучше, чем с Луи-Филиппом. Помимо личных обид (запрещение пьесы «Король забавляется»), он упрекал правительство Июльской монархии в том, что оно не отвечает своему происхождению. Будучи порождением революции, оно покровительствует реакции. Гюго все больше осознавал долг поэта перед униженными и оскорбленными. Уже в 1834 году в своем «Ответе на обвинительный акт», явившемся красноречивым манифестом в защиту языка романтиков[97], он объявил, что все слова свободны и равны, все одинаково важны, и разрушил «бастилию рифм». Однако «он понимал, что гневная рука, освобождая слова, освобождает мысль».