Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

Дело в том, что Жюльетта допустила неосторожность: в марте 1872 года она взяла к себе в дом очень красивую двадцатидвухлетнюю белошвейку Бланш. Вновь прибывшая была довольно образованной девушкой, в правописании и в почерке она могла с успехом соперничать с Жюли Шене. Она знала наизусть множество стихов, в особенности стихов Гюго. Госпожа Друэ, устав от секретарских обязанностей, предполагала даже доверить ей переписку рукописей Гюго. Бланш была невинной и скромной. Встретив эту мудрую деву в доме Ланвенов, старых друзей, доказавших в дни государственного переворота свою преданность, Жюльетта уговорила ее бросить работу в мастерской. Ей и в голову не приходила мысль о том, что она подвергает опасности свое собственное счастье.

Бланш, воспитанная Ланвенами, считалась их дочерью или внучкой, и они не отрицали это вымышленное родство. В действительности же Бланш-Мари-Зелиа родилась 14 ноября 1849 года от неизвестных родителей. В подобных случаях французский закон предписывает давать ребенку три имени, из которых одно разрешено считать его фамилией. Смуглая, с печальным взором, стройная Бланш должна была нравиться Виктору Гюго своей очаровательной фигурой, грацией и томностью движений. Ланвены, глубоко преданные Жюльетте и не питавшие иллюзий в отношении Минотавра, давали своей приемной дочери наказ вести себя благоразумно. Впрочем, в Париже она не подвергалась атакам, которым следовало бы давать отпор. Жюдит Готье, Сара Бернар, Джейн Эслер, Эжени Гино, Зели Робер, Альбертина Серан и многие другие — их было вполне достаточно, чтобы утолять ненасытные желания прославленного поэта.

В «Отвиль-Хауз» Бланш очутилась наедине с Морским Старцем и сразу же почувствовала действие его неотразимого обаяния. Слава, гений, разум, творческая сила, — как могла устоять та, которую ошеломлял поток его шедевров? Ведь восхищение человеком тоже ведет к любви. К тому же царь Давид был во власти соблазна. Некоторое время он честно пытался бороться со своим желанием. Это доказывают записные книжки.

27 января 1873 года:

«Alba, Peligro. Aguardarse… No quiero malo para ella, ni para la que tiene mi corazon…» («Бланш. Опасность. Буду осторожен. Я не хочу ничего плохого ни ей, ни той, которая близка моему сердцу…»)

Когда он делался настойчив, бедняжка Бланш казалась столь несчастной, что Людоеду становилось жаль ее:

‹‹Она ни на что не соглашалась… Она лепетала: «Сударь», а я: «Сударыня…» Я подсмотрел пока лишь краешек ее плеча…

Тропинкой нежности спускались мы вдоль склона,Где в наши времена, как и во время оно,Таится змей любви, заманивая в сад,

По видимости — в рай, однако чаще — в ад.Весна. Мы с ней вдвоем. Идем глухой дубровой,Она из розовой становится пунцовой,Я полон до краев пьянящим торжеством,

И оба грезим мы, должно быть, об одном…››[217]

Он нарек ее — Альба и приносил написанные для нее стихи. Она была очарована, побеждена, но героически сопротивлялась. Однако после нескольких месяцев борьбы бедная девушка уступила и, будучи очаровательной, подарила поэту такое же счастье, какое некогда дарила ему Жюльетта. Он говорил ей это, как и всем другим, в изумительных стихах. Никогда еще старый обольститель не писал столь пламенных строк. Победа окрылила его, порождала в нем новую Творческую силу. Его новая любовь прекрасно гармонировала с деревенской жизнью, и во время прогулок с Бланш все в полях пленяло красотой — и цветущие живые изгороди, и зреющие хлеба.

К несчастью, в «Отвиль-Феери» была Жюльетта, так хорошо умевшая распознать беду. Она сразу догадалась, что происходит в «Отвиль-Хауз». Однако 20 мая Гюго не забыл сочинить свою обычную молитву: «Я хочу, чтобы наши души, в благословенный день твоего праздника, слились воедино, как нежные лучи утренней зари. Мои уста целуют твои ноги… Моя душа приникает поцелуем к твоей душе». Но эта душа оставалась недоверчивой. Жюльетта заставила Бланш исповедаться. Девушка плакала, молила о прощении, уверяла, что у нее есть жених. Было решено, с согласия Ланвенов, что она тихо и мирно покинет Гернси.

Записная книжка Виктора Гюго, 1 июля 1873 года: