Однако такие преобразования не следует толковать как консервативные вехи на пути к реставрации монархии в 1660 году. Они, конечно, не означали стремления проложить дорогу возвращению старого политического порядка. Они скорее были существенной частью стратегии Кромвеля, которую он и его политические союзники проводили в конце 40-х. Как и в прошлом, необходимым ключом к пониманию действий Кромвеля как протектора является непреходящая важность для него программы, которую он проводил в 1647 году вместе со своими союзниками — политическими индепендентами. Это, прежде всего, объясняет, почему, как и в «Основных предложениях» в 1647 году, он продолжал искать поддержку в разрешении забытых прошлых разногласий. Это была одна из ключевых тем в его открытой речи к первому парламенту протектората в сентябре 1654 года. Используя метафору, часто повторяющуюся в его писаниях и речах, он сказал, что существовала потребность в «исцелении и урегулировании… дела, о которых помнят и которые (по крайней мере в сердце каждого из вас) могут заставить кровоточить свежую рану»[197]
. В первые несколько месяцев протектората использовалось множество способов, чтобы попытаться залечить эти раны. Даже выбор слов «лорд-протектор» в качестве титула Кромвеля, возможно, был сделан в надежде, что в этом увидят успокаивающее, знакомое из английской истории название, и в течение 50-х годов слово «республика» часто заменяли «содружеством», вероятно, с тем же намерением. Членство в протекторском новом Государственном Совете также, возможно, определялось или по крайней мере находило предпочтение в прямой зависимости от степени консервативных убеждений. Приходится писать «возможно», так как известно немного или ничего о процессе избрания нового Совета в декабре 1653 года. Однако восемь из первых пятнадцати членов (Энтони Эшли Купер, Генри Лоуренс, Ричард Мейджор, сэр Джилберт Пикеринг, Фрэнси Раус, Филип Сидней Виконт Лесли, Уолтер Стрикленд и Чарльз Уолслей) были штатскими людьми, и только Дезборо, Флитвуд, Ламберт и Скиппон могут быть точно определены как «солдаты». Кроме того, последующее назначение в Совет Натаниеля Фьеннеса (младшего сына лорда Сэйе и Селе) в апреле 1654 года и Эдмунда Шеффилда графа Масгрейва в июне 1654 года придало Совету еще более означенный штатский консервативный вид. Кроме того, Кромвель часто вмешивался, защищая экс-роялистов, как, например, графа Бриджуотера в середине 1654 года, от мести членов конфискационной комиссии. В июне 1654 года он подписал приказ, разрешающий леди Тайрингем вернуть все имущество ее семьи в Ирландии, которое было передано парламенту в 1642 году. Теперь совершенно ясно, что многие роялисты могли вернуть по реальной стоимости большую часть имущества, конфискованного в 40-х — начале 50-х годов — факт, засвидетельствованный недовольствами современников с обеих сторон политического спектра. Республиканец Эдмонд Ладлау сердился на то, что Кромвель организовал выездные сессии суда присяжных в их округах по английским провинциям, чтобы показать благосклонность к роялистам, тогда как роялист Эдвард Гайд был ошеломлен тем, что «Кромвель со странной проворностью переходит к примирению личностей всех типов и выбирает из всех партий тех, у которых самые выдающиеся способности. Он послал пропуск м-ру Холлису (Дензил Холлис), вернул лорду Ротесу его свободу и имущество, а сэру Джону Стэвеллу его состояние»[198].Одной из первых попыток Кромвеля обеспечить поддержку протекторату был отказ от клятвенных обязательств «охвостья», что принуждало людей давать клятву верности республике и признавать отмену монархии и Палаты Лордов.
Кроме того, что он сделал раньше, Кромвель снова искал консервативной поддержки, изображая свой режим как средство спасения страны от социальных катаклизмов. «Правители народа, — вопрошал он в сентябре 1654 года, описывая ситуацию сложившуюся накануне провозглашения протектората, — не был ли он почти затоптан ногами, желанием и презрением людей с принципами левеллеров… чтобы людей, не следующих принципам левеллеров, низвести до всеобщего равенства?» Как и в 1649 году, Кромвель собрал левеллеров; его бывший друг Джон Лилберн опять находился в Тауэре, и Кромвель приложил большие усилия, чтобы предстать в качестве бастиона традиционного иерархического порядка, сказав в своей речи к парламенту в сентябре 1654 года: «дворянин, джентльмен и йомен — в них действительно большой интерес народа». Он даже подчеркнул свое обязательство охранять социальный статус-кво, объявив в своей речи, что «собственность (была одним из) знаков царства Христа»[199]
.