Оловянное царство

Центурион молчал. Предательство Утера, плен, дорога и холод, теплый зал с горящим камином и жирная пища наконец лишили его желания спорить. В его голове было тихо и пусто. Он ничего не ответил.

— Ты это знаешь, — негромко продолжил Вортигерн без тени улыбки, — оттого и злишься на себя самого. Что не хочешь мне смерти.

— Не хочу, — устало отозвался Амброзий. — Умрешь ли ты завтра от чьей-то руки или нет — мне, право, плевать.

Император Повиса кивнул ему.

— Порой союзники и больше ненавидят друг друга.

— Иди удавись.

Внутри было тоскливо и мерзко, он вспомнил лицо Утера, искривленное в злобной усмешке. Вспомнил оборону поселений и все эти годы службы на острове. Как забавно складывается судьба: чья-то жизнь — легенда, вытканная шелком и золотом на множестве гобеленов, а его — пустое множество дней, не давшее ни единого плода.

— Я тебе не союзник.

Вортигерн подал знак слуге, чтобы тот принес еще эля.

— Но ты и не враг мне. Полу-бритт… Амброзий. Пойми меня верно. Я никогда не лгал тебе, когда звал тебя с собою в Повис. Даже когда я раздробил тебе руку… — он немножко поморщился. — я хотел, чтобы ты поехал со мной. Я звал тебя, ты ведь помнишь. Я не убил тебя, я не бросил тебя — хочешь знать, я правда хотел, чтобы ты был моим другом. Мне нужен был помощник рядом с собой. Человек, на которого я могу положиться — скажи мне, Полу-бритт, ты хоть на мгновенье задумывался, насколько шатким было положение такого, как я? Полшага от золотых гор и ножа под ребро. Мы нашли с тобой оловянную шахту. Я. Я нашел ее. Я опознал это олово, я нашел вход, но вспомни, дорогой мой Амброзий, что ты сказал, когда увидел эту россыпь несметных богатств? Ты сказал: «мы будем править», — император невесело усмехнулся. — «Мы». Ты, конечно же, скажешь, что это просто слова — но откуда ты знаешь, м? Ты отобрал бы мое со временем, думал бы, что так будет лучше — по своему ли почину или же твой мерзостный братец наконец-то тебя убедил — это неважно. Ты согласился служить мне и помогать, Полу-бритт. Признавать меня первым, и тут же показал, чего стоят эти слова. Да, я поступил бесчестно и низко. Но не из-за ненависти, ты это понял теперь. Я все равно хотел забрать тебя с собою в Повис. Только твои амбиции мне были бы уже не страшны. Мы оба разрушили тот мир между нами. Я сожалею, что все вышло не так, как нам виделось прежде.

Амброзий молчал. Объяснение Вортигерна было таким же лживым, как и предательство.

— Желаешь оправдаться? — центурион усмехнулся. — Ты как слуга-вор, обвиняющий в богатстве своего господина.

Вортигерн допил остатки эля из кружки.

— Я совершенно не хочу оправдываться перед тобой, Полу-бритт. И извиняться я тоже не буду, не жди. Но я обещал тебе море ответов. Что ж ты их получил, теперь мы в расчете.

— Мы будем в расчете, когда я отсеку тебе правую руку.

— Возможно, возможно. У тебя будет время подумать, как это сделать. Ты мой почетный гость, Амброзий. Немало дней тебе придется жить в моей крепости. И прекрати свое нытье, ты все же мужчина. У нас впереди ещё много работы. Когда допьешь, тебя проводят в покои.

Амброзий поднял захмелевшую голову.

— А как же темница и гнилая солома?

— Вспомни, что только что сказал тебе твой повелитель и царь, — повторил Вортигерн, направляясь к двери. — Прекрати уже ныть.

Мирддин

Наступившее утро было теплым и серым. Впервые за эту раннюю затянувшуюся весну с моря подул забытый за зиму ветер обещания и новизны. За столько лет Амброзий Аврелиан разучился верить ему. Он лежал на постели и бесцельно смотрел на высокие серые своды. Угли в камине почти что остыли. Это неплохо, думал Амброзий. Это очень даже неплохо, что сейчас он лежит на широкой постели, в ворохе мягких и теплых шкур, а не на жёсткой промозглой земле. Сакс не будит его пинком под ребра. И он как-никак все же жив.

Но он все еще пленник, преданный брат и обманутый друг. Все это выведено на его сердце, точно тавро на рабе или рисунок на коже у пиктов. Кто он сейчас? Это был до боли сложный вопрос, его жизнь снова оборвалась и перевернулась с ног на голову, как и тогда из-за проклятого олова.

«У нас много работы».

Если Вортигерн ждёт рабской службы, то лучше пусть сразу прирежет его. Центурион будто сквозь пелену вспоминал весь прошедший вчерашний вечер, объяснения хозяина замка, запоздавшие на столько лет, и понимал, что если он хочет выжить — если действительно хочет жить, одержать победу хоть ещё один раз, а не влачить существование отчаявшегося раба, ему надо сделать именно то, что советовал старый враг и заклятый несбывшийся друг. Надо встать с этой мягкой постели и прекратить жалеть себя самого. Она не жалела себя в Каэр-Венте. Уна не оплакивала свою судьбу в приграничье. Не может и он быть слабее женщины с острова.

Вортигерн прав, ему предстоит ещё много работы. Для начала узнать, что задумал император Повиса.

Он встал и поспешно оделся. Небрежный стук в тяжелую дверь заставил центуриона вздрогнуть, та почти сразу же отворилась, не успел он раскрыть рот. Незваный гость не стал дожидаться ответа.