Оловянное царство

Он кое-как вернул повязку на место. В голове крутилась мрачная шутка, что руку-то можно и вовсе отрезать — кисти нет уже девять лет, плечо и вовсе отравлено ядом — возле костра такая бы шутка любому понравилась. Ему отчаянно хотелось сказать сыну правду, наконец-то вслух произнести имя его матери, которая жила в его мыслях все девятнадцать лет — «она», только «она», и никогда по имени, чтобы не тревожить память о напрочь убитой юности — затем вернуться в настоящее время, сказать: «Знаешь, ведь у тебя есть кровная тетка возле Стены, еще одна родная душа! Ты нашел не только родного отца, но и сестру своей матери, верил ли ты, когда тебя брали в плен, когда догорал погребальный костер моей давней возлюбленной, что когда-то все может наладиться?» Он мог сказать это сейчас, но слова его не послушались, и он вновь отложил этот разговор на туманное светлое будущее. Амброзий был благодарен судьбе и за то, что имел.

— Аврелиан! — сын окликнул его, и Амброзий поспешил следом за ним. Когда он поравнялся с Мирддином, юноша сделал знак рукой вести себя тихо, и указал на что-то возле кустов.

Центурион вгляделся в белесый туман.

— Ну, это труп, — спокойно поведал он сыну. — Он явно мертв, ты можешь не опасаться.

Сын выругался сквозь зубы, и Амброзий почувствовал себя нелепо и глупо. Мирддин-Мерлин явно ожидал не того.

— Ясное дело, он мертвый, — Мирддин понизил голос до свистящего шепота. Он сел на корточки и пригляделся.

— Это улад, — Амброзий склонился над телом, рассмотрел и рыжеватую бороду, и удар топора на ключице. Простая кольчуга была разрублена и запачкана кровью. Воин был крепким и мускулистым, но от такого удара не застрахован никто. Тот умер быстро. — Вряд ли стоит так удивляться. Сейчас была битва. Он пал. Вот и все.

Мирддин фыркнул. Он коснулся травы, попробовал перевернуть тело на бок. Сперва Амброзий подумал, что тот хочет разжиться добычей, найти кошель с монетами, но юноше это было без надобности.

— Мы можем спускаться вниз. Если то, что ты говоришь, действительно правда, то ты услышал лишь отголосок здешней борьбы. Идем, императору не терпится спустить с меня всех собак.

Он похлопал Мирддина по плечу. Тело ныло после стычки с налетчиками, его мутило от яда в плече, но он скорее сдохнет сейчас, на этом высохшем вереске, чем позволит своему недовольству разрушить шаткий мир и доверие с сыном.

Мирддин не шевелился, его взгляд становился мрачнее, он пристально вглядывался в тело улада, и Амброзию стало не по себе.

— Вроде как это ты двадцать лет служил в легионе, — негромко ответил юноша. — Так почему же я, а не ты, замечаю, что убили его явно не здесь. Что здесь нету крови. Какая корысть волочить сюда тело убитого недруга?..

Что-то мелькнуло в уголке глаза. Бесшумное и стремительное, точно сама смерть, что-то просвистело мимо уха, и острый нож вонзился в дерево возле Амброзия.

— Назад! — рявкнул он. Его рука потянулась и резко дернула Мирддина за край рубахи, юноша повалился на спину и откатился назад. В землю между трупом и местом, где тот стоял, вонзилось второе лезвие. Через мгновение из зарослей можжевельника выпрыгнул человек, он был крупнее центуриона в полтора раза, туман прекрасно скрыл его от посторонних глаз.

«Знакомо, слишком знакомо», — думал Амброзий, когда выхватывал меч, отталкивал сына назад и старался отбиться от града разящих ударов. В очередной раз лязгнул металл о металл, и он понял, что смущало его — на воине была броня пропавшего отряда Маркуса. Это была та самая потрёпанная римская броня, вперемешку с тем, что старый легион отвоевал или награбил, и которую носила добрая половина людей императора. Он признал ее так же ясно, как не признал лица, скрытого шлемом наполовину. Амброзий впервые видел этого воина. И он понимал, что людей Маркуса не осталось в живых.

— Аврелиан! — услышал он окрик юноши. — Осторожнее!

Его противник свободной рукой выхватил из-за пояса ещё один нож. Мгновение — и тот бы пропорол бок центуриона насквозь, но враг поскользнулся на мягкой грязи. Амброзий возблагодарил небеса, что даже с одной здоровой рукой он всё ещё лучший боец, чем изрядная доля местных разбойников. Он сделал выпад почти наугад — туман ли становился все гуще или в глазах поплыло из-за яда, на лбу Амброзия выступила испарина — раздался хриплый вскрик, и его меч вошёл в тело в противника. Тот рухнул. Блекло сверкнул римский доспех, не уберегший вора от кары, кровь быстро впитывалась в черную землю.

Амброзий опёрся на меч. Голова шла кругом, внезапно он ощутил жгучую боль в задетом стрелой плече, будто его прижигали кочергой кузнеца. Он пошатнулся. Яд со стрелы тек вместе с кровью по венам. Чернозем и спутанный вереск тянули его к себе, он почувствовал, что вот-вот упадет грудью в грязь и воздух от удара выйдет из легких — но он лишь грузно опустился на травы. Чьи-то руки пытались его удержать, но им удалось лишь замедлить падение.

— Аврелиан! — слышал он. Амброзий напрягся и усилием воли в вертящемся мире понял, что видит перед собой лицо Мирддина. — Аврелиан, ты слышишь меня?