Омар Хайям. Гений, поэт, ученый

Ряды цифр выходили из-под его пера, и он погрузился в вычисления. Вся окружающая его обстановка – глиняный навес, лампы, даже книга – уже не существовала для него. Он работал… Вдруг знакомые звуки на мгновение отвлекли его.

То был голос муэдзина, созывавший на ночную молитву, и смутное беспокойство охватило юношу. Он должен вознести молитву – книга в его руках была написана неверным. Он прищурился на лампу и вновь погрузился в вычисления.

Перед наступлением полуночи его снова потревожили. Внизу, на улице, он услышал звуки шаркающих бегущих ног, потрескивание факелов и хриплый голос. Подойдя к краю крыши, он увидел толпу, собравшуюся вокруг изможденной фигуры в черной чалме вокруг головы.

– Слушайте, о благоверные!

Фигура распростерла руки, и Омар узнал в нем ханбалита[11], фанатичного приверженца ислама.

– О благоверные! Настанет день, он близок, когда вы, погрязшие в праздности и лени, будете призваны. Наступит день, когда вам придется браться за меч против неверных. Когда тот день наступит – вы услышите трубный клич, призывающий вас покинуть свои постели в обители праздности, и взяться за меч, и гнать неверных, как гонит большой ветер песок перед собой. Внемлите моему предупреждению!

Весь в лохмотьях, ханбалит бил себя в грудь, оглушая в ночной тишине своим голосом зевак, следовавших за ним. Омар слушал внимательно, поражаясь и восхищаясь его красноречием. Но разве когда-нибудь султан не вел войн?!

Когда ханбалит удалился и его «О благоверные!» постепенно стихло и сменилось привычными смутными звуками, доносившимися с плоских крыш, Омар засмотрелся на созвездия. Неожиданно для себя он зевнул. Потянувшись своими длинными руками, он загасил лампы и лег на подстилку, натянув одеяло из верблюжьей шерсти на плечи. Еще через минуту он уже спал.

Случай дал Ясми шанс, на который она так надеялась. Мать послала ее за водой. Было легко нести пустой кувшин к фонтану под платаном; когда кувшин был заполнен, Ясми замешкалась, прежде чем попытаться поднять его над своей маленькой головой. Тут-то и появился Омар и остановился напиться воды, подставив под струю ладонь. В руках юноши не было книг, он не спорил с друзьями, и он задумчиво и серьезно, без улыбки, поприветствовал Ясми.

– Погоди, скажи мне, – торопливо заговорила она прежде, чем он повернулся к ней спиной.

– Что сказать?

Она боялась, что он уйдет, так и не поговорив с ней.

– Мой отец говорит, будто ты – насмешник. Почему? Ведь это плохо.

Омар посмотрел на нее так, словно увидел перед собой попугая, который внезапно заговорил.

– Ведь намного лучше, – выпалила она, – не обижать людей и не дразнить их. Тогда… тогда они время от времени дают тебе сладости. Сколько тебе лет? И чем ты занят, когда не учишься в медресе, не размышляешь и не сидишь рядом с Рахимом?

– Что ж, слушай. – Омар улыбнулся. – Мне семнадцать. Иногда я хожу в лавку своего отца, он был из гильдии швецов шатров и палаток. Но он умер. А… Рахим… Рахим уезжает.

Ясми дрожала от любопытства. Она пугливо и смущенно посмотрела на юношу и освободила ему место на камне рядом с собой.

– Расскажи мне, – порывисто заговорила она, – кем бы ты хотел стать? Чем ты занят там, в своих мыслях, когда у тебя нет дел и тебе не надо носить ни детей, ни воду, ни стирать…

Она запнулась, с тревогой сообразив, что у студента, позволявшего себе спорить с преподавателями медресе и умеющего читать суры из Корана, которые знал наизусть, были совсем иные занятия, нежели у нее, бедной простушки. Но ее опасения оказались напрасными, потому что Омар присел рядом.

– Мне бы хотелось иметь обсерваторию, – с задумчивой мечтательностью произнес он.

Она не понимала, о чем он говорит, но проявила осторожность, стараясь не допустить второго промаха.

– А потом?

– О, карту небесной сферы и таблицы звезд Птолемея.

Для создания обсерватории необходимо было значительно больше. Ясми показалось, что Омар мечтает о башне звездочета, которая будет принадлежать только ему, – нечто подобное павильону с белыми лебедями из ее собственных грез.

– Я поняла! – кивнула девочка. – Ты хочешь стать магом, как Сиди Ахмед, и читать судьбу по звездам.

Старшие женщины у них дома ревностно почитали Сиди Ахмеда, предсказателя.

Омару ее слова не понравились. Он нахмурил брови и заскрежетал зубами:

– Отец дураков, ревущий осел… со всей его чепухой, бормотаниями абракадабры и с этими его гороскопами!

Выходило, Омар не верил в предсказателей. Ему хотелось совсем иного. Но проворный и живой ум Ясми все же смутно понимал желания Омара. Юноша хотел использовать свою обсерваторию, чтобы измерить время. Для Ясми понятие времени начиналось с восхода солнца и первой из пяти молитв и заканчивалось светом звезд. И несомненно, имелась еще луна, дабы отмечать начало и конец месяца.

Омара, однако, не удовлетворяла луна. Луна совершала свой путь, оставляя много часов времени за пределами каждого года. Почему люди должны терять эти часы? В этой потере виновата луна, но люди не хотят оставлять привычку все мерить луной и начать истинный отсчет времени.