Омерта десантника

– Позавчера вечером двое из хозяйской «лички»[37] в салоне шарили, – заговорил наконец водитель. – Я случайно увидел, думал, прослушку меняют.

– Сообразил, – опустив оружие, смягчился Сафронов. – Как найдешь мину, ничего с ней не делай. Жди меня. Пока я не вернусь, все будет нормально. Одного тебя взрывать нет никакого смысла.

«Если мину просто обнаружат, никакого сигнала на пульт не поступит, – мысленно успокаивал самого себя Сафронов, вспоминая боевые характеристики подобных взрывных устройств. – А вот если начнут обезвреживать или удалят более чем на десять-пятнадцать метров от места закладки, то специальный сигнал автоматически пойдет на пульт. В таком случае нельзя исключать и самоподрыва мины…»

– Обнаружишь и больше ничего не делаешь! – повторил Сафронов. – Выживем, не дрейфь. Бог не выдаст, свинья не съест!

С этими словами Сафронов надел на голову каску, скинул плащ, повесил на шею автомат и закрепил за спину рюкзачный вертолет.

– Бог не выдаст, – второй раз произнес Сафронов, на сей раз исключительно самому себе.

Небольшая площадь-улочка перед театром НЭП была полна народу. В основном это были многочисленные телевизионщики с камерами и микрофонами, а также сотрудники милиции и служб безопасности. Ника Эдуардовна воспользовалась советом «вольного стрелка», и эсэсовские автоматчики прогуливались здесь же. Милиционеры опасливо дистанцировались от ряженых, чтобы не вызывать ненужных ассоциаций. Некоторые фашистские офицеры прогуливались под ручку с барышнями, одетыми в костюмы девятнадцатого века. Огромные буквы «РевиZZор» зловеще высились над всем этим сюрреалистическим действием. Появление над крышей человека с пропеллером за спиной отнюдь не вызвало повышенного ажиотажа. Сафронов как ни в чем не бывало приземлился на крыше, снял рюкзак, убрал его в приличных размеров выемку под кровлей. Огляделся. На него пялились редкие зрители, некоторые телевизионщики ловили его в объективы своих камер. Закинув автомат за спину, Сафронов спустился по пожарной лестнице и двинулся по направлению ко входу в театр… Пройти по билету, которым, кстати говоря, любезно одарила Сафронова Ника Эдуардовна, было проще простого, но Сафронова могли остановить на контроле (мало ли что?), пронести оружие тоже было делом непростым. Не говоря уж о том, чтобы во время спектакля беспрепятственно передвигаться по залу, не вызвав при этом подозрений у шубинской охраны… В воздух взлетали все более и более причудливые фейерверки. По улице проскакала скоморошья толпа, помимо дудок и бубна, оснащенная саксофоном, издающим рыдающе-квакающие звуки. Сафронов неторопливо шел ко входу в театр. Его охраняла крупная представительная дама в милицейской форме. У нее были погоны с лейтенантскими звездочками и укороченный милицейский автомат через плечо. Дама-милиционер с пристрастием оглядела, просто-таки ощупала, Сафронова с ног до головы своими зоркими маленькими глазками.

– Зерр гут, фрау! – поприветствовал ее Сафронов, приложив при этом ладонь к козырьку каски.

Дама-милиционер в ответ лишь фыркнула, поправила на плече автомат и отвернулась от Сафронова. Тот, в свою очередь, сумел оценить ее впечатляющих размеров зад, обтянутый серо-синим сукном милицейской юбки. «Ее бы с такими данными да на сцену… В компанию к господам в цилиндрах и немецким оккупантам», – мысленно усмехнулся Сафронов. Он беспрепятственно прошел билетный контроль, столь же спокойно прошествовал в зрительный зал и присел отдохнуть на откидное место в четвертом ряду. Наручные часы показывали семнадцать часов пятьдесят три минуты. Через семь минут Федор Максимов должен был перейти к активным действиям.

– Без трех минут, – кивнув на свои немного спешащие часы, сообщил Михеич.

– Одной больше, одной меньше, – отозвался Ушаков.

– Начинаем! – отдал команду Федор.

Нетвердой походкой Михеич приблизился к микроавтобусу и постучал пальцем в тонированное стекло.

– Чего тебе, старый? – нелюбезно и угрожающе поинтересовались из распахнувшейся двери.

– На пиво, господа хорошие, подкиньте деньжат! – попросил Михеич бодрым голосом.

– Пошел отсюда, пока жив! – прозвучало в ответ.

И в этот самый момент, пока дверь не успела запахнуться, Максимов выстрелил в нее из специального арбалета. Стрела, на конце которой была небольшая граната нелетального свойства, но со слезоточивым газом, вошла точно в салон. Здоровенный громила выскочил из автобуса, но Михеич сумел встретить его грамотным тычком под кадык. Федор подскочил с другой стороны, сжимая в руках пистолет «Иж».

– На асфальт, гниды! – прорычал он.

Двое остальных, кашляя и матерясь, немедленно вывалились из салона.

Четвертый, тот, что прохаживался рядом с Надиным крыльцом, успел отпрыгнуть в кусты и выхватить пистолет. Но в ту же секунду кисть его руки была взята на излом, сам он получил сильный удар в корпус, по печени, тут же в небритый подбородок и, наконец, финальный, отключающий, под ухо.

– Здорово, Матрас, – услышал боевик, когда пришел в себя после болезненного удара по затылку.