Омут. Книга первая. Клетка

Сложно сказать, почему я пошла вместе с ним, ведь меня никто не звал. И все же я чувствовала, что должна делать и как поступать. Как я поняла со слов Артема, нам оставалось совсем чуть-чуть до могилок его предков, как вдруг я замерла, словно тысячевольтный заряд прошел – от макушки до пяток.

Прямо передо мною была линия памятников членов одной семьи, все могилки ухожены, и низкая цепь-калитка проходила по периметру. Больше всего поражало, что лежали все дамы и господа по старшинству – справа налево: общий памятник у отца и матери с их фотоовалами, выгравированными на камне; старший брат, его жена и ребенок; сестра и младенец также были выгравированы на одном камне; брат с женою на одном черном памятнике и девочки-погодки на соседнем. У всех день смерти одинаковый. Но остановилась я не из-за того, что увидела все эти мелочи, что прописаны выше, а потому, что мой взгляд уперся вплотную в изображения матери и старшей сестры. В первом случае на меня глубоким взглядом из мира мертвых воззрилась моя собственная бабуля, а во втором женщина, на которую похожа моя родная мама, а именно глаза. И уже после всего этого я обратила внимание на фамилию – Гримлевы. Моя старушка всегда не любила эту фамилию и в свое время сменила ее, вернее, слегка подредактировала на Гримлину, отчего ударение поменяло свое место с предпоследнего слога на первый.

Мое состояние трудно поддается описанию в эти минуты. Я не стала переходить через калитку, мне было достаточно и того, что я видела. Шок? Пожалуй. Страх? Абсолютно точно. Левее всех было место еще на одного и даже подозреваю, для кого оно. Не это ли ответ на вопрос: почему мы приехали именно сюда? И все же почему сейчас?

- Что случилось? – раздался голос Артема, он стоял дальше и не видел того, что видела я.

- Ничего, - все-таки, если воспринимать их как чужих и незнакомых людей, то немного проще… Проще лгать, когда хочется сесть и разреветься.

Собственная бабуля опять соврала: говорила, что они живы, но мы просто с ними не общаемся, а на самом деле, вот они все. Так много лжи, так много не состыковок, но я почему-то всегда наивно верила каждому ее слову, каждой новой «сказке», в итоге прожив всю жизнь во лжи. Артем стоял напротив трех каменных плит слегка поодаль от меня.

- Мама своим родителям поставила общий памятник. А отец своим отдельные, - пояснил мой одноклассник, его голос был спокойный, и даже некая загробная мрачноватость начинала проходить.

- Как ты? – прохрипела я, закинув голову, чтобы глядеть ему в глаза.

- А как я могу быть? – спросил он, - ты рядом, мы спокойно можем разговаривать, но вокруг нас кресты и памятники, а позади мой друг, который еще неделю назад раздумывал, чем будет заниматься, когда выздоровеет.

Я видела слезы в его глазах и, если честно, мне стало ужасно стыдно за то, что я не могу заплакать.

Ругая себя всевозможными словами, укоряя за бессердечность, я не выдержала и обняла стоявшего рядом так сильно, как могла. Не кинулась ему на шею, как делают в дешевых мылодрамах, а просто обняла тело. Он же обхватил мои плечи, замок объятий закрылся. Не помню, сколько мы так простояли. Я чувствовала, что он не плачет, но дыхание его было неровным, а сердце, что билось под моим левым ухом сквозь раскрытую куртку, напоминало мышиное, что бьется с нереальной скоростью, словно соревнуясь с самим временем. В момент, когда его сердцебиение вошло в норму и делало ровно столько ударов, сколько делает обычное сердце обычного человека, я отпрянула от теплого тела. У меня были влажные щеки и место, к которому я прижималось, на куртке – тоже. Его теплый взгляд следил за каждым моим действием.

- Сколько уже времени? – я не сразу вспомнила о часах на руке.

- Около четырех, - ответил Артем, взглянув на свои наручные часы.

- Ого, - протянула я.

- Ты торопишься? – в глазах надежда на отрицательный ответ.

- Нет, - промолвила я.

- Я хочу показать тебе одно место, думаю, нам пора отсюда идти, - теплая и сильная рука взяла в объятья мою, - кладбище не самое романтическое место.

В знак согласия я кивнула со слабой улыбкой.

Мы не успели пройти мимо семейного захоронения, как произошло непредвиденное, то, что пока я не умею контролировать, хотя и пробую, и стараюсь. А именно, серый дымчато-курчавый туман… Повсюду огонь, женские крики, мужская ругань, детский плач. Двухэтажный дом приличных размеров полыхал. Красно-желтые дети огня танцевали свой ритуальный танец. Черный дым мешал разглядеть что-то конкретное.

- Дверь закрыта! – истерично кричала женщина, как казалось, с мертвым младенцем на руках, но она с силой прижимала сверток к сердцу и молилась.

- Отдай мне ребенка, Алла! – повелительно прокричала другая женщина, в которой, к своему ужасу, я узнала бабулю.

- Нет, ни за что! – Ответила ей та, чьи глаза унаследовала моя мама. – Только не тебе!

- Ты же знаешь, я смогу его сберечь! – хрипела моя еще относительно молодая старушка, судя по ее внешности все происходило лет двадцать назад.