Он и она минус он и она

– На опознание? – заинтересовался он, присев на стул без приглашения. – И как прошла процедура? Опознала?

– Да.

– Кого?

– Некий Рябко Кирилл Ульянович, – ответила она. – Вам дать все данные о нем? Отпечатать?

– Конечно. Еще вопрос: по какой причине он очутился здесь?

– Убит. Ножом в сердце.

– Будьте любезны, отпечатайте все, что есть о нем. Если готов акт вскрытия, то и его хочу получить.

Пока она готовила к печати принтер, Феликс сгонял к Коноплевой и забрал акты вскрытия Лукьяновой и Пешкова, не реагируя на ее дешевые шпильки. Потом потребовал показать ему труп Рябко, что сделал санитар, возвращаясь в кабинет за данными убитого, позвонил Павлу:

– Звоню из морга, встретил здесь Ирэну… Да, да, ту самую. Она приезжала на опознание убитого Рябко Кирилла Ульяновича… Убежала!… Представь себе!.. Не догнал!.. Потому что два дебила из охраны приняли ее за жертву маньяка… Маньяк, конечно, я. Ирэна к ним обратилась за спасением, они пытались меня скрутить, а она убежала… Смешно, да? Тогда, Паша, я тебя обрадую, что-то подсказывает мне, Рябко тоже наш труп… Что, Паша, уже не смешно?.. Короче, я занимаюсь этим Рябко, сначала посмотрю по базе, дальше по обстоятельствам, а ты поезжай к Зарубину сам, сам, сам. Это тебе месть за то, что отправил меня к Марихуане.

Отец теперь все время проводил дома.

Управлял предприятиями по телефону, в конце концов, его заместители люди профессиональные, уровень поддержат, а в случае надобности Георгий Глебович выезжал на места, подсказывал, что сделать, и сразу же уезжал домой.

Платон погружен в собственное расследование, он ищет сладкую парочку, исчезнувшую из города, но когда и куда они исчезли, порознь или вместе? Возможно, где-то в городе притаились или в области, Платон искал их по соцсетям и пока безуспешно. Помогал ему и Георгий Глебович, но по-своему – несмотря на советы Будаева связаться со следователем Тереховым, нанял детектива. Спартак Маратович дал ему парня, своего секретаря по имени Рома, он молодой, энергичный, полон энтузиазма, что и требуется. Но при условии: никаких связей с официальным следствием, что усложняет задачу.

Камилла чисто по-женски не участвовала в обсуждениях мужчин, только слушала, занималась домом, она старалась быть незаметной, но разве это возможно? Единственную женщину в доме окружили заботой и любовью, а Камилла сблизилась со своенравным дедом больше, чем с отцом, по всей видимости, Георгий Глебович смущал ее повышенным вниманием. Он как будто заглаживал вину перед ней, старался угодить, покупал дорогие подарки, наверное, боялся снова потерять дочь, когда история с убийствами закончится, разумеется, в их пользу. Сегодня ей пришлось прямо сказать ему:

– Вы зря беспокоитесь обо мне, у меня все есть, я абсолютно всем довольна, если можно быть довольной в моем положении, и благодарна вам. Я ценю вашу заботу, просто не всегда умею выражать…

Камилла сидела на диване и вязала, Георгий Глебович в кресле напротив читал газету, собственно, больше держал ее в руках, чем читал, в основном наблюдал за дочерью, думая о разном. Мысли мешались, а Камилла одним своим видом умиротворяла, но затронула она острую тему неожиданно, потому и он пошел, что называется, в открытую:

– Когда ты будешь называть меня «папой» и говорить «ты», тогда для меня будет ясно, что моя дочь ценит мою заботу, меня, что она не станет избегать своего отца в будущем, позволит общаться с ней и внуком, заботиться.

Подобная откровенность вызывает неловкость, человек будто обнажается, открывая свои слабые места, удар по которым станет болезненным. Камилла не хотела выглядеть в глазах отца неблагодарной, бессердечной, к тому же трудно представить, что было бы сейчас с ней и Платоном, если бы не отец, который столько делает для обоих.

– Хорошо, – сказала она, отложив вязание. – Я постараюсь… Просто мне трудно… на «ты» трудно…

– Но почему? (Она стеснительно пожала плечами.) Ты же сама отказывалась встречаться со мной раньше.

– Да, сама, – опустила она глаза. – Потому что…

И вдруг молчаливая Камилла разговорилась, в ее интонациях не слышалось ни упреков, ни подводных намеков, на эмоции она тоже поскупилась, слава богу. Во-первых, в душе Камилла никого не винила, не ребенок же, во-вторых, хотела донести до отца элементарную мысль, что в сложившейся ситуации оказалась между двух огней, выбор сделала вынужденно. А Георгий Глебович слушал…

* * *

Я сначала не понимала, почему мы собрали вещи и переехали к дедушке с бабушкой, не понимала, почему все стали мрачными, скучными, тихими… Никто не объяснял, что произошло, не отвечал на мой вопрос – где папа, не удовлетворял мои капризы. Жизнь изменилась, мне она не нравилась. Я была маленькой, всего восемь лет, но чувствовала: что-то случилось плохое, а мне не хотят говорить, в ответ я мстила всем, как умела: отвратительно себя вела. Нарочно. Но меня не наказывали, мне прощали почти все, если и ругали, то так…