Он, она и три кота

И вот тогда я огрела его схваченной с батареи папкой. Лешка присел — не от боли, конечно, а от неожиданности, но… Только расхохотался, а мне, дурочке, на секунду показалось, что вот он момент — для первого поцелуя.

Я бы даже обняла его за шею и не стала строить из себя недотрогу. Но вместо поцелуя вышла драка — я еще раза три съездила Лешке папкой по голове, пока он не перестал ржать.

Как там у поэтессы: сама не знаю, победила ль, побеждена ль… У меня в дополнение к ногам, промокли еще и подмышки. «Рексона» выдерживает только телевизионную сдачу на права, а на права равноправного партнера по летней работе от молодежной биржи труда пресловутый антиперспирант сдать не смог.

Сейчас я тоже чувствовала влагу там, где не нужно, и проклинала белую блузку: взрослая тетка, черт тебя дери… Ну чего ты нервничаешь — это же приятно, когда тебя считают девушкой того, кто годится тебе в сыновья. Может, я сейчас выгляжу совсем неплохо: спала же всю ночь и все утро, пока Барсик с Люцием развлекались в туалете…

— Ой…

Я даже не поняла, как поймала букет. Так же неожиданно, как и выпавшую из плаща папку. Секретарский талант не пропьешь! Теперь бы кто б меня чем-нибудь по башке огрел, чтобы я ржать перестала… Надо же было сесть в лужу в тот редкий день, когда в Питере не было дождя, даже по прогнозу. Это коты спрогнозировали ненастье. Эй, хвостатые мужики, вы это там… так не шутите…

Глава 4.1 "Диванное происшествие"

Коты обживали купленный Оливкой диван, а я привыкала к мысли о том, что на моей личной жизни поставлен крест. Жирный. Ну, а чего я хотела? Дети как раз-таки и выступают этими самыми необратимыми последствиями бурной личной жизни.

— Ну, ты что-нибудь выяснила? — услышала я из трубки Лешкин голос на следующий день после нашей встречи в кафе.

Ни здрасьте, ни до свидания…

— Знаешь, я собиралась задать тебе тот же вопрос. Ничего не выяснил?

Секундная заминка и смешок: грустный, я даже глаза его представила, щенячьи… Именно такими он просил у меня первого секса. И я отказала. Сейчас мне тоже хотелось его послать — и очень грубо.

— Я вижу ее только вечером, и весь этот вечер она возится с котами, а у тебя есть целый рабочий день, чтобы пригласить сотрудницу в кабинет и выяснить кое-какие обстоятельства ее личной жизни. Слабо? — добавила после затянувшейся секунды, которую Лешка не планировал сначала брать на размышление, потому что начал мычать.

— Слабо, — огрызнулся он в итоге так зло, что я даже почувствовала щекой слюни его ярости. — Как я могу лезть с откровенными разговорами к ребенку, который уверен, что я бросил ее мать ради молодой дуры?

— Снова делаешь проблему на ровном месте! — теперь плевалась я, а все почему… Потому что Барсик яростно вопил в Оливкиной комнате, опять что-то, наверное, не поделил с белобрысым…

— Я? Это ты устроила для тещи показательный бракоразводный процесс. Я всю жизнь пляшу под твою дудку… Но сейчас дудки. Я никуда не полезу… Я уже сходил с ней в кафе за кофе и между делом спросил, как у Саши дела… Она ответила, что у него все окей, то есть я твоими стараниями для ребенка пустое место. Я просто работодатель, которому надо мило улыбаться. Я даю тебе сроку три дня, чтобы вывести дочь на чистую воду. Иначе я скажу Оливке всю правду о нас.

Он замолчал. Я тоже не находила слов. После тринадцати лет он мне угрожает?

— Так и скажешь: доченька, давай-ка я тебе квартирку сниму, а то у меня сперма из ушей лезет, так и скажешь?

Снова секунда и все… Лешкин голос перешел в угрожающий шепот:

— Нет, у меня не стоит уже который день… Меня растоптали как отца. Ноги об меня вытерли. Ты не понимаешь, нет?

Я понимала. Понимала, потому что чувствовала себя так же.

— Леша, — мой голос был тихий, и я очень надеялась, что фоном моему оппоненту не идет сейчас кошачье соло. — Мне тоже обидно. Ты не представляешь, как… И более того, я не понимаю, почему она ко мне пришла. Почему вообще она ушла, а не Сашка, ведь за съем их квартиры всегда ты платил…

— Ты сейчас о деньгах или о чем? Совсем сдурела, что ли? — окрысился Оливкин папочка еще пуще. — Я… Ты… Мы… Из-за своих выкрутасов мы просрали дочь, понимаешь или нет?

— Не утрируй…

— Я не утрирую! Это у тебя, Надя, все просто, все предельно просто… Это ты меня в говно с головой окунула, а не я туда по собственной воле влез… Я тебя всю жизнь облизывал, как верный песик, а ты всегда кота какого-нибудь предпочитала! Тебе с ними хорошо спится, а, хорошо?

— Нет! — почти заорала я. — Эта дрянь… Не Оливка, но и она тоже, приучила своего Засранца просыпаться с будильником. Будильник у нее поставлен на половину седьмого. Так она валяется до семи, а этот великий Соломон вменил себе в обязанность все это время мявкать, изображая невыключенный будильник, чтобы хозяйка снова не удрыхалась!

— Что ты от меня хочешь? — продолжал орать Лешка. — Пусть приходит к десяти, я ее не гоню к девяти… Или я должен тебя, бедную пожалеть, что дочка тебе жить мешает? Я тебе жить мешал. Все мы тебе жить мешаем…