Он, она, они

Мак-Кенди. И он не рассказывал?

Гаврюшина. Никогда. Леня про тебя вообще редко вспоминал.

Мак-Кенди. Странно! Про мою жизнь эпос надо складывать. Я ведь сама-то из Гладких Выселок…

Максим. Тина, это где?

Мак-Кенди. Корни свои, сынок, знать надо! Как из Гуся Железного выедешь, сразу направо. В общем, после десятого класса я в институт поехала поступать. В Рязань. Провалилась, конечно. Деревня! У нас все предметы директор школы преподавал, кроме физкультуры. Без ноги был. Фронтовик. Ну, вернулась к себе на выселки – коров доить.

Максим (потрясенно). Мама, ты?!

Мак-Кенди. Я, сынок, я… Затемно вставала. Петухов будила. Придешь ни свет ни заря в хлев, сядешь на табурет, подставишь под вымя ведро, смажешь соски вазелином и – цык, цык, цык… (Показывает.) Потом – идешь огород полоть. Вдруг к нам из Москвы студенты приезжают, из Института международных отношений, новый коровник строить. Мы доим. Они раствор таскают, кирпич кладут. Никто никого не замечает. Каждый своим делом занят. Потом объявляют: в воскресенье в клубе танцы! Ну, одолжила я у подруги финские джинсы. А югославский батник – вот с таким вырезом – у меня был: в Рязани, в вокзальном туалете у спекулянтки купила. Накрутила волосы, высушила голову в печи…

Максим. Почему в печи?

Мак-Кенди. Не было у нас, милый, в деревне фенов. Не было. Нарисовала польской косметикой глаза, вылила на себя пузырек духов «Быть может», чтобы коровий дух перешибить, и пошла в клуб. Гаврюшин-то на меня сразу стойку сделал! Я ведь ух какая была: кровь с молоком, грудью стену пробить можно, а задом… Ты, сынок, вот что, иди уже к папе, начинай рассказывать про синегнойную палочку!

Максим. Может, вместе?

Мак-Кенди. Я скоро подтянусь. И возьми с собой… (нюхает чашку с «чаем») чайник. Про это без наркоза нельзя!

Максим уходит с чайником и чашкой.

Гаврюшина.

И что потом?

Мак-Кенди. Повела я его наши края осматривать. Луна. Стога. Духмянь. Соловьи верещат, что резаные. Разгорячились. Молодые. Кровь гудит, как высоковольтные провода. Остудились в пруду. Я без купальника. Вроде дома забыла… А через три месяца приехала в Москву со справкой из женской консультации. Мол, ребенку нужен отец. Он: тыр-пыр, восемь дыр… А куда денешься? При советской власти с этим строго было: или в загс, или в партком. А какой партком, если он будущий боец невидимого фронта? Ясен хрен: в загс! Поженились. Поначалу ничего – слежались. Добрый Ленька мужик, безвредный, хоть и не стахановец в смысле отбойного молотка. Ну ты сама знаешь. Зря я его, конечно, бросила! Синдром советской бабы: на импорт потянуло. А что такое импорт? Одна упаковка… К чему я тебе это говорю? Забыла…

Гаврюшина. Не знаю, просто рассказываешь.

Мак-Кенди. Нет, не просто. Ты для головы что-нибудь пьешь?

Гаврюшина. Нет, не пью.

Мак-Кенди. Надо пить. Ага, вспомнила! Наши русские олигархи здесь в Москве вроде как коровник строят, а мы, интересные женщины, вроде как буренок доим. Они нас не замечают. А вот в Марбелье или в Ницце у них глазенки сразу открываются, как в сельском клубе на танцах. Там их брать и надо, тепленькими! Одно плохо: нельзя выглядеть бедной. Большие деньги ловят на маленькие, как щуку на живца. Самая дорогая бадья, наверное, осталась?

Кивает на последний жертвенник. Из-за ширмы вылетает Китаец и закрывает сосуд своим телом.

Гаврюшина. Очень! Эрмитажная вещь.

Мак-Кенди. Ну и что? В конце концов, сын дороже!

Гаврюшина. Алевтина, давно хотела тебя спросить: Максим – точно сын Леонида Ивановича? Или к вам после стройотряда еще кто-нибудь на картошку приезжал?

Мак-Кенди (молчит, потом подходит к ней вплотную). Точно! Во-первых, такой же бестолковый. А во-вторых, Верочка, я хоть из Гладких Выселок, но крепко знаю, с чем можно баловаться, а с чем нельзя!

Гаврюшина. Ты это к чему?

Мак-Кенди. Не поняла?

Гаврюшина. Нет. Не поняла.

Мак-Кенди. Ты, Веронька, лучше на зятя вообще не смотри! От твоего равнодушного взгляда скоро лампочки начнут взрываться! Молодые-то надолго уезжают?

Гаврюшина (растерянно).

На две недели…

Мак-Кенди. Куда едут?

Гаврюшина. По Европе…

Мак-Кенди. На красном «Ягуаре»?

Гаврюшина. Да, на красном «Ягуаре».

Мак-Кенди. Шикарно! А вернутся – где жить собираются? С вами?

Гаврюшина. Нет, у Артема Михайловича квартира.

Мак-Кенди. Правильно: двум курицам на одном насесте нельзя. Хорошая квартира-то?

Гаврюшина. Хорошая… Кажется… Не знаю…

Мак-Кенди внимательно смотрит на нее, потом пытается снять с полки жертвенник. Но Китаец не отдает.