Так говорил Ренат (умолчав, что его родители всем, что имеют, обязаны Разгонам – квартира, работа, образование детей и прочее), а Таня кротко внимала ему, грызя солёную рыбку и запивая безалкогольным пивом. По Ренату пока ещё не было заметно, что в его жизни зацветает алая заря, надо было его как-то взбодрить. Быстро управившись с лакомством, Таня предложила прогуляться. Сделать, что называется, завершающий бросок в эмоциональную преисподнюю своего друга.
Выйдя из кафе, они немного прошлись по террасе, нависающей над крутым волжским берегом, потом, не сговариваясь, перешагнув через гранитный бордюр, спустились по тропинке, и, оказавшись среди зарослей, остановились. Яркое летнее солнце озаряло и берег, и реку, и плавно плывущие, пышно округлые облака, похожие на воздушные шары, поднимающиеся к небу.
Спокойный, решительный, упрямый Ренат смотрел на Таню. Она немного качнулась, и он обнял её.
– Прости, Тань. Мне не нужно было упрекать тебя, я не считался с твоей чуткостью. Из-за этого произошло недоразумение. Я люблю тебя… очень сильно. Я всё продумал: давай уедем туда, где никто нас не знает… и забудем обо всём, что было. Только ты и я. Обещаю никогда ни слова не говорить о том, что было.
Он был так прямодушен и так искренен в своем признании, а его прикосновения так взволновали её, что она, повинуясь безотчетному желанию, прижалась к нему, и, запрокинув голову, закрыла глаза. Он впился губами в её губы, и она медленно, серьезно и страстно вернула ему поцелуй. Голова закружилась, земля ушла из под ног, и Ренат, услышав стон, жадно заработал губами и языком, страсть вспыхнула в нём с особенной яркостью, потому что до этого она сдерживалась мужественными усилиями, но теперь-то настал долгожданный час, когда ничто не помешает ни умалению её мощи, ни свободы проявления… вихрь мыслей пронёсся в его разгоряченном мозгу: пустая родительская квартира, ароматная ванная, презервативы на всякий случай – это будет самый бурный секс в его жизни… но тут он почувствовал, что держит в руках липкое от пота, вот-вот готовое упасть тело. Он сгреб её в охапку, подошёл к дереву, прижался спиной к стволу. Так он стоял, прижав к себе Таню, вдыхая терпкий запах её пота. Что делать: ждать, пока она очнется? Нести на руках вверх по склону – там на набережной есть лавочка?
Очнувшись от обморока, она обрела мышечное чувство и смогла держаться на ногах без посторонней помощи. Ренат ослабил захват, и она, уперевшись ладонями о его грудь, не глядя в глаза, тихо произнесла:
– У меня теперь такое часто.
– Что, на солнышке?
Она подняла взгляд.
– Нет, Ренат, я беременна.
Он непроизвольно вздрогнул. Он провёл много мучительных часов, переживая то, что она сбежала с Андреем, ему с очень большим трудом далось прощение и примирение с изменой. Но к такому известию он был совсем не подготовлен. Чувства Рената, его настроение моментально отразились на его лице. В его воображении вставали ненавистные, и, увы, слишком ясные картины, и будто железные зубы рвали его утробу.
Таня увидела взгляд друга, его жестокий и скорбный взгляд. Страдальческая складка обозначилась в уголке его губ. Таня вздрогнула и невольным движением, с такой непосредственностью выказала и удивление, и печаль, что он, собиравшийся сказать что-то индиффирентное, прежде чем озвучить какое-то решение, плотно сомкнул губы. Она увидела, как заиграли желваки.
Ей уже было известно, что, несмотря на внешнюю суровость, как легко он поддается отчаянию, как быстро утрачивает волю к желаниям. Она должна была что-то сделать, сказать, не дать ему уйти в безмолвие и горе.
Но она была слишком ошеломлена и удручена. И сама нуждалась в поддержке. Нет, сейчас она не сможет быть локомотивом отношений. Ещё месяц назад могла, а сейчас нет.
– Отведи меня домой, – вот и всё, что она смогла сказать.
Он помог ей взобраться на холм и перелезть через бордюр – так, как помог бы посторонней женщине, прикасаясь к ней ровно столько, сколько того требовалось для поддержки на крутом склоне. Когда оказались на террасе, он отпустил её руку. До дома – а это два квартала, пять минут ходьбы – дошли молча.
Напротив арки, ведущей во двор, остановились. Всё время, пока шли, Ренат лихорадочно думал, что сказать. Предложить руку и сердце… но для этого надо как следует подумать, взвесить все «за» и «против». Выяснить, наконец, про её отношения с Андреем… а вдруг она забеременела не от Андрея?! От неё всё что угодно можно ожидать.
Уже пришли, finita la comedia, и Ренат беспомощно выдавил:
– Прости… мне нужно свыкнуться с этой мыслью… – тут он непроизвольно посмотрел на её живот. – Давай поговорим… созвонимся… ещё раз…
Перед растерянной девушкой мрачно высился её друг – олицетворение беспредельной скорби, в этой скорби было много величия и начисто отсутствовал оптимизм. Таня молча покачала головой, повернулась и пошла домой.