Он умел касаться женщин

– А может, и придаст. Откуда тебе знать? Может, я научусь драться, как ты, и смогу за себя постоять сам.

– Даже если ты научишься драться, Миа, это не сделает тебя сильнее. Колючий прут брать больнее, чем обыкновенный, без шипов. Но вместо того, чтобы его брать, – его начнут ломать в том месте, где шипов нет. Ты гибкий прут, Миа, и даже если ты получишь черный пояс по карате, это не спасет тебя от трусости. Кусок палки никогда не превратится в железо, ему не поможет ни карате, ни нож. Палка может со временем отрастить на себе шипы, но никогда она не сможет стать тем, чем не является.

– А чем ты лучше палки, Люк? – Миа даже под лезвием ножа начал становиться смелее, когда стали затрагивать его чувства.

– Я изначально родился проволокой. Такой тонкой, что любой деревянный прут окажется тверже и лучше. Но из железной тонюсенькой проволоки толстое железо сковать реальнее, чем из деревянной палки. Я никогда не расскажу матери, что ты делаешь каждую ночь под одеялом около пяти часов утра, но если однажды то же самое сделаю я, ты сдашь меня первым же делом. Я часто задавался вопросом – почему?

– И?.. – с дерзостью в голосе спросил Миа. Он больше не боялся нагретого лезвия ножа, он боялся ответа. Больше всего на свете в эту секунду Миа боялся услышать о себе правду.

– Ты хочешь заслужить любовь. – Люк сначала ослабил хватку, а затем и вовсе убрал нож от шеи брата и продолжил как ни в чем не бывало чистить картофель. – К моему сожалению, не мою.

– В каком смысле?

– В самом прямом, Миа. Ты слабый, а хромой пес всегда ищет защиты у хозяина, а не у другого пса. Который целее. Мы с тобой псы, и пусть у нас течет одинаковая кровь, но мы псы разной породы. Я никогда не стану выпрашивать любовь у матери. Но не потому, что я сильнее, что я из железа, а потому, что мать не умеет нас с тобой любить.

– Она умеет, Люк. Ты ошибаешься.

– Да, я видел несколько раз, как она гладила тебя по головке и целовала в ушко, но этого всего мне не нужно. Может быть, нужно тебе, а?

Миа покраснел, но ничего не сказал. Ведь в те редкие минуты, когда мать его гладила и целовала, ему казалось, что их не видит никто и это самая большая в его жизни тайна.

Миа всем юным сердцем верил, что мать любит его больше, чем брата.

Когда Люк дочистил картофель, то подошел к кувшину с водой и помыл руки.

– Мне нужно, чтобы она меня понимала, а не гладила и целовала, ясно? Она не умеет меня любить так, как нужно мне. Она прекрасно умеет, как нужно тебе, когда меня рядом нет. Но я ее за это не виню, ты не любимее, ты – слабее. И если эта женщина, которая нас кормит и стирает твои грязные трусы, так как свои я стираю уже давно сам, хоть раз меня обнимет и спросит, что у меня на душе, спросит по-настоящему, как друг, а не как церковь, то я ей все расскажу. Я ей во всем признаюсь, и, возможно, после этого я не буду ходить в школу с опущенной головой. Возможно, после этого я наконец перестану стыдиться своего взгляда на девушек, на женщин. Я перестану стыдиться себя. Тебе ясно, Миа?

Его брат понимающе качнул головой, но ничего не сказал.

– Но если ты разболтаешь обо всем, что я тебе только что сказал, матери, то готовься остаться без языка. А если еще пожалуешься, что я грозился тебя убить, – я тебя сегодня же ночью убью, утоплю в туалете, а затем уйду из дома навсегда. Клянусь тебе, Миа, что сделаю так, как я только что тебе сказал. И если ты хочешь проверить, насколько ценна моя клятва, то беги к матери сейчас же.

Миа не сделал и шагу.

– Не убивай меня, Люк. Я ей ничего не скажу, клянусь тебе. Я хочу, чтобы ты научил меня драться. Обещаю тебе, что стану железом, даже если изначально родился палкой.

– Не обещай такого. Это исключено, но попробовать выучить несколько движений тебе не повредит. Я видел, что твоя слабая сторона – это нос; Роберт постоянно бьет тебя в нос, чтобы у тебя началось кровотечение и ты перестал ставить защиту руками. Над этим стоит работать. Твоя слабая сторона – нос, а сильная – положение лежа. Ты можешь часами пролежать на земле, пока тебя колотят ногами, даже не соизволив встать и продолжить драться с разбитым носом. – Люк улыбнулся. – Ты, наверное, боишься крови, да?

– Ага. Когда я вижу кровь, у меня отключается голова, я перестаю соображать и теряю контроль.

Люк подошел к Миа и изо всей силы ударил его в нос. Брат упал на пол и начал закрывать правой рукой хлеставшую кровь.

Люк проникся уважением к брату за то, что тот не издал ни звука.

– Лежи и смотри на свою кровь.

– Да пошел ты.

– Смотри на кровь, Миа. Она красного цвета, похожа на крашеную воду, попробуй ее на вкус.

– Закройся…

– Соленая такая, это всего лишь соленая вода красного цвета. Не бойся крови, бойся удара в спину. Я тебе сломаю нос, может быть, кровь перестанет каждый раз хлестать рекой.

– Себе сломай.

– Вставай.

– Нет.

– Вставай, Миа. Не заставляй меня протягивать тебе руку.

– Пошел ты. Не встану.

– Если ты сейчас не встанешь, то я лягу возле тебя и лежа сломаю тебе нос. Ты этого хочешь?