Она

Кладу на ладонь все червонцы.

Добро, что не видишь спиной,

Как слезы – мои медяки –

Рассыпались хохота звонче…

Плачу за безумство любви!

За счастье побыть миг счастливым!

А взгляд твой, лучась из глуби,

Туманится алчным отливом.

Но череп мне пусть рассекут:

Не шлюха – сестра милосердия.

Без этих блаженных секунд

Сейчас у двери бы повесился.

…Стихи – капли крови моей –

Тебе ни на что не годятся.

Ты требуешь деньги скорей

За то, что решилась отдаться.

* * *

Лишь ты умеешь все так видеть.

Любить – как будто ненавидеть.

Ласкать – как будто презирать.

И ждать – как будто убегать.

Когда меня ты на причале

Как отрешенная встречаешь –

Не знаю: век готова ждать

Или совсем не хочешь знать.

Когда ладонь твоя коснется

И грудь желанно встрепенется –

Я вижу: ты пришла любить,

Но кажется – пришла убить.

Когда в объятьях затихаешь –

Одни зрачки лишь оживают.

Понять нельзя: то страсть в глазах

Или насмешек тайный залп.

Лишь ты умеешь все так видеть:

Любить – как будто ненавидеть.

Ласкать – как будто презирать.

И ждать – как будто убегать.

* * *

Я полюбил в тебе ни женственность,

Ни взлет кокетливых бровей –

Твоя жестокость, словно жертвенность,

Влечет безумия сильней.

Я каждый день бегу истерзанный,

Клянусь оставить навсегда.

Но возвращаюсь с новой нежностью,

Хоть снова ждет меня беда.

Ты вся со мной и вся отсутствуешь,

Как будто где-то есть другой.

Ты вся полна, как лира, чувствами.

И холодна, как лед весной.

Тебе во мне ничто не нравится,

Видны лишь плямы и грехи.

Но робко просишь, словно праздника,

Чтобы писал, писал стихи…

Я полюбил в тебе ни женственность,

Ни взлет кокетливых бровей -

Твоя жестокость, словно жертвенность,

Влечет безумия сильней.

* * *

Тебе сказал, что я свободен.

Коль нет надежды, я свободен.

Сойду вмиг с лезвия ножа,

Легко все капли крови смою –

И заживет моя душа

В садах целебного покоя.

Но от тебя иду и плачу:

Глаза закрыл огонь жестокий,

А в центре пелены горячей,

Как взрыв, твой образ одинокий.

То новый луч надежды –

Проклятой надежды.

* * *

Любимая, зачем тебе стихи?

Ведь я для сердца твоего чужой.

В них плазменность чужая слез сухих.

В них я, изрезанный твоей рукой.

Я этих красных строчек не писал.

Они, как капли крови, вытекали

Из жгучих ран…

А следом твой обвал

Бросал в них тайной меченые камни.

И кровь вскипала, становясь гвоздиками.

Но их давил коварству верный вал.

Слова, как болей боль, росли великими –

То я, страдая, чувством умирал.

А ты, что мотылек, вокруг порхая,

Уже ползла удавом к новой жертве.

Тебе любовь – ни счастье, ни забава.

Ты – словно лезвие средь женщин.

Тот блеск приятен в мимолетной дружбе.

В меня ж, не знаю как и почему,

Вонзилося незримо сердца глубже –

И льется кровь в ту глубину.

Тебе же видеть это – меда слаще.

Твой дерзкий смех, звеня на всю округу,

Впивается в меня с мольбою страшной:

Надолго хочешь быть мне мнимым другом.

Твои глаза в глаза поют мне песню

И просят эту песню написать.

Но, как и прежде, в твоем доме тесно,

И каждый день с другим твоя кровать.

Любимая, зачем тебе стихи?

Ведь я для сердца твоего чужой.

В них плазменность чужая слез сухих.

В них я, изрезанный твоей рукой.

СТРАННЫЙ ДОМ

Мне больно быть твоим рабом.

Любить, любви не получая.

Стучаться в этот странный дом,

Где долго ждут, но не встречают.

Я думал, жесткость – лишь прием,

Которым пробуждают нежность.

Но вижу, что всегда при нем

Твоя жестокая безгрешность.

О, без меня – ты ни на шаг!

Со мной же – не моя, чужая.

Как будто мертвая душа

Живет в тебе, не оживая.

И ты совсем не хочешь знать,

Как мучусь я и как страдаю.

Лишь глаз немая глубина

День ото дня сильней пугает.

…Мне страшно быть твоим рабом.

Любить, любви не получая.

Стучаться в этот странный дом,

Где долго ждут, но не встречают.

СТРАСТЬ

Один назвал тебя степной фиалкой.

Другой – нетающей снежинкой сладкой.

Для третьего взошла ты, как заря.

Четвертый выпивал, что сок крушины…

Не знали те влюбленные мужчины,

Что делят меж собой, как хлеб, тебя.

А мне известно все.

Ложась в постель в наряде бледно-синем,

Ты похожа на нежный лепесток.

Глаза ж с холодным блеском,

Словно иней.

Умеющий смотреть сквозь толщи стен,

Я вижу, как чаруешь буйной страстью,

Вся изнываешь и дрожишь в объятьях,

Тебя я ненавижу в этот миг.

Но вот приходишь, робкая, ко мне.

Касаешься губами -

И пьянея,

Как раб рабыни,

Я у ног твоих.

Целую пальчики и реки жилок,

Целую икры, бедра, груди, шею.

Как зверь,

Я плачу в радости порочной.

Все чудо-клеточки раскрылись,

Как цветики в саду под лаской солнца.

Ты, как мечты растроганной росточек,

Вся тянешься ко мне

И мне, как солнцу,

Отдаешься.

Потом становишься мятежной бурей:

И ноги, руки,

Будто вихорь-смерч,

Кружат меня,

Что парашют безлюдный.

Та высота блаженна и страшна.

Она – и дивный сон,

И острый меч. А снизу душат солнечные чащи,

Сжигают,

Охлаждая желтой трезвостью.

Я падаю,

Страшась достигнуть дна.

Я рву тебя, кусаю, бью и требую,

Чтоб ты, мой меч, секла меня на части,

Чтоб умереть и больше не воскреснуть.

–

Бездонна, как могила, эта бездна!

И лишь на миг всплывая на поверхность,

Терзаюсь: кто ты? Как тебя назвать?

И слышу: страсть! Губительная страсть!

* * *

В край искренний тебя не заманить.

И не увлечь волшебными мечтами.

Волшебной признаешь лишь масок нить,