Она исчезла

— Заметно! Конечно, заметно! Послушай, Наташа, то есть Римма! Еще не поздно начать все сначала! Переиграть! Твой враг повержен. Никто тебя преследовать больше не будет. Переезжай к нам в Питер. Восстановись в академии.

— Мне больше тридцати, мой дорогой. В театральные не принимают.

— Я ж говорю: не заново поступай, а восстановись. Да и без диплома можно знаменитой стать! Как многие! Пельтцер, наконец! Или Юрий Никулин! Я тебе протекцию составлю. Сам буду на показы водить. Льву Абрамычу тебя покажу, Фокину, Могучему, Волкострелову! Ведь ты прекрасна, Наташа-Римма, одним жестом, интонацией умеешь чувство передать и мысль! Да тебе здесь, в культурной столице, равных не будет!

— Ах, мой дорогой, — проговорила изрядно польщенная Римма, — ты не находишь, что этот разговор запоздал как минимум лет на пятнадцать? И довольно поздно что-то менять?

— Нет! Никогда не поздно что-то менять! — Он вдруг крикнул шедшему впереди Синичкину: — Эй, Павел! Я люблю твою девушку!

В артистической природе всегда заложено стремление раскалять отношения добела. Даже в частной жизни. Оттого так много в богемной среде бурных романов, бешеных разводов, дикой зависти и откровенной злобы.

— А зачем ты, Игоряша, об этой своей любви вдруг говоришь мне? — флегматично откликнулся частный сыщик. — Коли любишь — флаг тебе в руки. Добивайся, женись. Если она

захочет.

— А тебе, значит, все равно?!

Синичкин развел руками.

— То, что происходит между двумя, их личное дело. Третьему туда лучше не соваться.

— То есть ты умываешь руки? Уступаешь Римму мне?

Спровоцировать на драку или даже ругань Павла не удалось. Он еще раз повторил спокойно:

— Послушай, Римма не объект, а субъект. Она не вещь, ее невозможно уступать-переуступать или дарить. У Риммы своя жизнь, своя воля и свой выбор.

— Хватит, мальчики, — твердо произнесла девушка. — Я тебе, Игорь, очень, очень благодарна за все твои предложения и теплые слова. Я правда все обдумаю и, возможно, когда-нибудь в любимый Питер вернусь. Возможно, даже к тебе. Но не сейчас. Сейчас я тебя не люблю. Как, впрочем, и тебя, Павел. Поэтому давайте останемся пока друзьями и наш последний вечер завершим на хорошей ноте.

После ее отповеди все примолкли.

Вскоре возвратились на пятый этаж на Ломоносова и разлеглись спать, как привыкли — каждый по отдельности.

Павел

Утром ничто не напоминало о вчерашних ночных страстях.

Мы с Риммой деловито встали в семь по будильнику.

Игорь еще почивал, и будить мы его не стали. Ему на репетицию к десяти, пусть поспит.

Пока Римка принимала душ и укладывала волосы, я смотался в ближайшее кафе и принес нам капучино с булочками.

В восемь мы выехали. Нам предстоял долгий путь: сначала по трассе М11 почти до Москвы, потом в поселок Хауп, отдавать «Купер» Одинцовой.

По пути решили, что я заберу у Одинцовой оставшуюся у нее «бээмвуху», отвезу Римму домой на «Павелецкую», а сам отправлюсь к себе в Перово.

Мы ни о чем не разговаривали. Большую часть дороги девушка спала.

После того как остановились на заправке, она предложила: «Давай порулю я», — и тогда пару часиков подремал я.

К безумным вчерашним Игорьковым предложениям (я слышал их краем уха) насчет переезда Риммы в Питер мы не возвращались.

И никаких наводящих вопросов о ее прошлой жизни я не задавал. Как и не спрашивал о планах на будущее.

А где-то в районе Твери она воспросила сама:

— Дашь мне отпуск на две недели?

— Легко.

— Мне надо подумать о себе и о жизни. И о том, что делать дальше.

Захотелось сказать: «Что там думать?! У тебя прекрасная работа, доля в фирме и замечательная квартира! Наконец, самый понимающий в мире начальник!»

Но я подумал, что это будет давлением, поэтому молча кивнул. И прибавил:

— Хорошо, дорогая. Я на все согласен.

* * *

Авторы благодарят за ценные советы:

— судоводителя, выпускника Ленинградского высшего инженерного морского училища имени адмирала С. О. Макарова (ныне Государственный университет морского и речного флота) ДМИТРИЯ ЕЛОХОВА;

— писателя, выпускника Ленинградского государственного института театра, музыки и кинематографии (ныне Российский государственный институт сценических искусств) АНТОНА ЧИЖА.

Если мы, несмотря на их исчерпывающие консультации, что-то все-таки напутали в театральных или морских делах — в том исключительно наша, а никак не их вина.