Она любит плохих парней

— Естественно, с возрастом мои выходки становились все безумнее и опаснее. Родные не понимали, в чем дело, считали меня психологически нездоровым. Поучали, лечили, воспитывали, давили манипуляциями. Все как в любой семье, где старшие уверены, что знают, как лучше жить, но при этом сами делают лишь хуже. Чем больше меня убеждали, что со мной не все в порядке, тем больше я подтверждал это им на зло. Так наши отношения с родственниками, в том числе и с отцом, превратились в беспрерывное противостояние, которое никому не доставляло удовольствия, ведь выиграть в нем нельзя. 

— И поэтому ты просто закончил противостояние, отделившись от семьи?

— Нет, Катюш, это не просто. Мало уйти и перестать общаться, куда бы ты не сбежал, всегда берешь с собой себя и свои эмоции. Я долго злился на родных, иногда даже пытался представить, что они будут делать и чувствовать, если я вдруг погибну. То есть, я продолжал жить в этой борьбе. Жить не для себя, а для них. Понимаешь?

Самое страшное, что я и правда его понимаю.

— А сейчас? Ты их простил? — с надеждой спрашиваю я. 

— Когда полностью принимаешь ответственность за свою жизнь, прощать больше некого, — со светлой умиротворяющей улыбкой говорит Дарий. — Люди вокруг — отдельные единицы, которые тебе ничего не должны, даже если они твои родители. Со всеми приходится выстраивать отношения, кто-то подходит тебе, кто-то нет, и это нормально. Кровная связь не дает гарантий здорового взаимодействия, как и не должна предполагать абсолютного смирения. Как только ты это осознаешь, то перестаешь требовать и ждать и начинаешь делать и жить, основываясь уже только на собственных желаниях и принципах.

— А ты точно к психологам ходил, а не к сектантам?

— Как знать, — усмехается Дарий.

Бережно укладываю рассказ Дария в отдел долговременной памяти, чтобы позже еще раз все прокрутить и осмыслить, потому что с первого раза это непросто.

— В целом, мысль интересная, — бормочу я. — Есть, над чем подумать.

— Попробуй.

Выгибаю бровь и сжимаю в кулак футболку Дария едва ли гнущимися от усталости пальцами:

— Намекаешь, что мне нечем?

— Намекаю, что эти умозаключения не слишком уж легки для восприятия, — отвечает он, накрывая мою руку своей. — Мне понадобилось десять лет.

— Выкрутился, — миролюбиво хмыкаю я, вновь укладывая голову у него на груди.

— Ты говорила о плановых разговорах с отцом раз в неделю. Он тебе звонил?

— Да, — вздыхаю я. — Вчера мы обедали вместе.

— И как прошло?

— Как я и предсказывала. Мать промыла ему мозги, но он дал мне немного налички на первое время. Герой.

— Злишься на него?

— Скорее да, чем нет. Я всегда думала, что это мать виновата в его вымораживающей мягкотелости, но, оказывается, он такой сам по себе. Когда родители развелись, и мы жили вместе с отцом, по факту ничего не изменилось. Ему как было плевать на меня, так и осталось.

— Ты ведь не отсюда, верно? Поступила и переехала?

— Да, а что?

— А твой отец? Зачем переехал он?

Вопрос Дария ставит меня в тупик. Копаюсь в воспоминаниях и отыскиваю тот самый день, когда получила официальное подтверждение о зачислении в университет.

— Ну-у-у… — неуверенно тяну я. — Он нашел здесь работу и…

Замолкаю, слов больше нет. Я не знаю, почему отец переехал. Я вообще о нем мало знаю. Совесть с аппетитом откусывает огромный кусок от тяжелого сердца. Может быть, не только отец плохо выполняет свою социальную роль? Требуя внимание к себе, я совершенно забыла, что сама никогда не проявляла инициативу. От этой мысли становится по-настоящему дурно, волна мурашек пробегает ознобом по плечам и спине. Дарий вдруг прижимается щекой к моему лбу, его кожа кажется спасительно прохладной. Прикрываю рот ладонью, по горлу скребет сухость, вызывая легкий приступ кашля.

— Ты не заболела? Лоб горячий, и тебя, кажется, немного трясет.

— Не знаю, — устало отвечаю я. — Горло побаливает, но это ведь...

Дарий поднимается с дивана, даже не дослушав, и возвращается с электронным градусником, который тут же сует мне под мышку, отодвинув ворот платья. 

— Полегче, красавчик, — хихикаю я, поправляя вырез. — Передо мной, конечно, трудно устоять, но держи себя в руках.

— Я постараюсь.

Две минуты похожи на вечность в адском котле, слабость все сильнее скручивает тело. 

— Тридцать восемь и две, — озвучивает приговор Дарий.

— Шикарно, — саркастично произношу я. — Мне пора домой, не хватало еще тебя заразить.

Дарий улыбается, и я по глазам вижу, что он готовит для меня ответ на книжно-романтическом:

— Я уже болен… тобой.

Легонько хлопаю себя по лбу и тихо смеюсь:

— Блин, от реального человека эти фразы звучат действительно по-идиотски.

— Ты можешь остаться. Вдруг станет хуже, — серьезно говорит Дарий.

— Нет. Высплюсь, и все пройдет.  

— Уверена?

— Абсолютно.

* * *