Они хотят быть как мы

– Грэм тоже. – Шайла сморщила нос.

Я пыталась вникнуть в их болтовню, но они как будто говорили на другом языке. Как общаются люди, посвященные в какие-то семейные тайны и причуды, которые держат за закрытыми дверями. Когда же мое беспокойство достигло точки кипения, Адам проскочил мимо Шайлы и заключил меня в медвежьи объятия, положив голову мне на макушку.

– Привет, Ньюман, – пробормотал он, уткнувшись в мои волосы. Я обхватила его руками, чувствуя исходящий от него жар. В тот вечер я впервые могла с уверенностью сказать, что мы с Адамом – друзья. И Шайла убедилась в этом воочию.

В течение следующего часа мы с Шайлой смотрели YouTube, пока Адам не вышел из кухни, а Джаред не бросился в подвал к своим видеоиграм.

– На террасу? – предложил нам Адам. Не дожидаясь ответа, он направился к сетчатой двери. К тому времени он уже знал, какая половица скрипит, куда нужно ступить, чтобы обойти липкое пятно от сока. Он уселся на свое место под яблоней, ни разу не подарившей нам ни одного плода, и порылся в кармане.

Мы с Шайлой устроились по обе стороны от него. Она покусывала пальцы, терзая зубами кутикулу.

– У меня для вас сюрприз. – Адам положил руки на стол.

– Бурбон? – спросила я, пытаясь нащупать грань между осведомленностью и отчаянием и надеясь не переступить ее.

Он отрицательно покачал головой.

– Лучше. – Словно фокусник, он раскрыл ладони, демонстрируя скрученную из папиросной бумаги трубочку, сплющенную с одного конца.

Шайла хихикнула.

– Да!

– Дымила раньше? – спросил он Шайлу. Я бросила на нее быстрый взгляд. Мы еще не пересекли эту черту.

– Один раз, с Карой, – ответила она. – У нее было сырое дерьмо из города. – Сырое дерьмо. Таких слов я никогда не слышала от Шайлы, тем более в отношении ее шикарной подруги, которая тоже проводила лето в Хэмптонсе.

Адам кивнул и вскинул брови, явно впечатленный.

– Et tu[20], Джилл? – спросил он, тыча в мою сторону сигаретой. Я отрицательно покачала головой. – Что ж, тогда пришел твой день. – Он положил руку мне на колено, и у меня внутри все сжалось. Зажимая косячок губами, такими розовыми и полными, он щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся.

– Ах, – выдохнул он. В воздухе разлились запахи мускуса и сырой земли, чем-то напоминающие мамину гончарную мастерскую, и мне стало интересно, занимались ли этим мои родители, когда учились в школе, и не задержалась ли я в роли вечно отстающей и догоняющей. Я взяла сигарету у Адама и последовала его примеру, втягивая дым, пока не почувствовала, что мозг вот-вот взорвется. Легкие расширились, и я задалась вопросом, как долго следует удерживать этот странный воздух внутри себя. Адам кивнул, и я выдохнула, выпуская облако дыма. Мои конечности налились тяжестью, и мне стало хорошо. Еще одна задача выполнена. Еще одна черта пересечена.

Мы передавали косяк по кругу, и, когда тот догорел, Адам достал второй. Вскоре мы прикончили и близнеца. Жадные до впечатлений и глупые. Адам приготовил начос[21], и мы танцевали на кухне под музыку «мотаун»[22]. Мы с Шайлой взяли Адама в кольцо, держась за руки, пока он прыгал вверх-вниз. Потом все рухнули на диван, и Адам истерически захохотал, когда я настояла на том, чтобы мы посмотрели клип, где панды скатываются с горки.

– Джилл! Я не могу, не могу! – кричал он, хватая ртом воздух. И смеялся так сильно, что слезы катились по его щекам. Пребывая в дурмане, я чувствовала себя совершенной и удовлетворенной. Я рассмешила Адама Миллера. Я, самая веселая старшеклассница «Голд Кост».

Вскоре Шайла уснула на диване. Когда Адам это заметил, он повернулся ко мне и сказал:

– Давай посидим на воздухе.

Я последовала за ним на террасу, но на этот раз он спустился по ступенькам и направился к белому плетеному гамаку, подвешенному между двумя кедрами в дальнем углу двора. Он жестом пригласил меня присоединиться к нему. Я медленно опустилась в гамак, и мы улеглись «валетом», прижимаясь друг к другу боками. Его рот находился так далеко, но я видела, что он дразнит меня.

Я запрокинула голову вверх, пытаясь разглядеть на небе что-то знакомое. Но чернильную ночь окутал туман. И над нами висели лишь облака. Я осталась наедине со своими спутанными мыслями.

Он положил голову мне на ступни, и я мысленно вознесла благодарственную молитву за то, что сегодня утром накрасила пальцы ног ярким бирюзовым лаком. Поднялся бриз с залива, и я уткнулась в его ноги. От них исходило тепло, и тонкие волоски щекотали мой подбородок, когда я прижалась теснее.

– Ты не такая, как все, – сказал он.

– Ты тоже.

Он погладил мои ступни, сжимая в кулаке каждый палец. – Тебе стоит как-нибудь потусоваться со мной и моими друзьями.

– Я не против.

– Ты бы им понравилась.

– Может быть, – сказала я.

– Я рассказывал им о тебе.

Я почувствовала ком в горле.

– И что ты им рассказываешь?

– Что ты – та еще дрянь. – Он засмеялся и обхватил мою ступню рукой. Я согнула пальцы в знак протеста. – Что ты такая же, как мы.

Я задумалась над его словами, не понимая, что он имеет в виду.