— Отчаянный рыск? — прерывала его подруга. — Это еще что такое?
Жук снисходительно улыбался. Девушки просто не врубаются в технику, правда? Правда, Жук сознавался, что сам не врубается в женскую прозу. Например, в Дэниел Стил и Джейн Остин.
— Это когда самолет делает вот так, — показывал Жук, вращая плоскую ладонь вокруг воображаемой вертикальной оси.
— А разве там был не вертолет?
— Принцип тот же самый.
— «Отчаянный рыск». Ну ладно — хотя странно как-то звучит.
— Клэр, это технический термин.
— А что такое «микологический дым»?
— Грибовидное облако. Ты не слышала слово «микологический»? Микология — наука о грибах.
Клэр пожимала плечами.
— Ну, раз ты уверен.
— А что тебе не нравится?
— Да нет, все хорошо. Правда. Очень мило.
Жук откладывал в сторону рукопись.
— Клэр, что именно показалось тебе «очень милым»? Разве может быть что-то «милое» в двадцатипятикилотонном термоядерном устройстве, которое только что взорвалось возле Мемориала Джефферсона?
— Пожалуй, что нет.
— Им необходимо доставить президента в воздушный центр управления. И каждая секунда…
Клэр зевала, отчаянно рыская глазами по сторонам.
— Ты есть не хочешь? Я бы от суши не отказалась.
Снова завизжали валькирии.
— Да, Мин.
— Уолтер! Я уже звонила.
— Извини. Кровавая рвота мучила.
— Что?
— Я был в душе. Ты сама сказала, что тебе нужны мои мозги в рабочем состоянии. Ладно. Сейчас приведем в действие нейроны. Три, два, один. Запускаем нейроны. О чем речь?
— О Лаки Страйк.
И Минди приступила к подробному рассказу, длившемуся, как прикинул Жук, три-четыре минуты. Ему совсем не хотелось выслушивать этот монолог, но он понимал, что прервать его, не узнав медицинского диагноза больной лошади, — значит навлечь на себя обвинение в величайшем равнодушии. Он резко запрокинул голову, причинив себе сильную боль.
— Поэтому доктор Дикерсон сказал, что мне категорически нельзя на ней ездить, пока сухожилие окончательно не заживет. Уолтер? Уолтер, ты вообще меня слушаешь?
— Понимаешь, тут уже речь идет о моральных соображениях.
Жук унесся мыслями к фабрикам по производству собачьего корма, к их превосходной работе.
— Тпру, Мин! Как ты сказала — «о моральных соображениях»?
— Да. Если я буду по-прежнему ездить на ней, не давая сухожилию зажить… Уолтер, до тебя все еще не доходит? Если с сухожилием… — Что это с ней? Она как будто тяжело дышит. — …Нет, я даже думать об этом не хочу.
— Мин, — вздохнул Жук. — Сейчас не самое удачное время.
— Хочешь, я перезвоню тебе попозже?
— Нет, милая. Я не о том… Ты видела сегодняшние утренние новости?
— Уолтер. До соревнований остается всего шесть недель. — Пауза. — Ну, хорошо. А, по-твоему, как мне быть?
Жук помассировал левый висок.
— Насколько я понимаю, ты уже выбрала… замену… больному животному?
— Это
— М-м. А она тоже родственница Галеты?
— Если бы она и была ею, то уж никак не предлагалась по такой сходной цене. Но родословная очень хорошая. У представителей дома Виндзоров — и у тех нет такой родословной!
Родословная.
— Мин.
— Да, дорогой?
— Во что обойдется мне эта кляча?
— Ну, понимаешь, я же говорю — у нее отличная родословная…
— Мин!
— Двести двадцать пять!
Где-то за глазными яблоками Жука обозначился — как сказали бы врачи — новый болевой сигнал.
— Но нам нужно действовать быстро, — добавила Мин. — Сэм говорит, что вчера там шнырял и что-то вынюхивал посол Кувейта.
Несмотря на то, что Жука мучила боль, его очень рассмешила эта мрачная картина — как посол Кувейта шныряет и вынюхивает что-то около конюшен.
— Ну, детка. Пожалуйста. Пожалей меня.
— Уолтер, — сурово раздалось в ответ, — уверяю тебя, меня это радует ничуть не больше, чем тебя.
— Пожалуй, ты неправа: я все же обрадован этим еще меньше, чем ты.
— Что? Ох, да брось ты. Послушай — ведь когда я решилась пробиваться в команду, мы с тобой договорились, будем идти к победе вместе.
Вот как ей виделось это «вместе», подумалось вдруг Жуку: она будет состязаться за место в конноспортивной команде США, а он — подписывать чеки.