Рико пожал плечами и выехал на бульвар, где над порнокинотеатрами, барами, дискотеками, винными магазинами пульсировал радужный неон. Хотя было всего половина седьмого, но по бульвару уже мчался поток спортивных машин, словно десятки обтекаемых локомотивов. Они были раскрашены во все цвета радуги, от кричаще-голубого до флюоресцентного оранжевого, и оснащены или полосатыми, как зебра, крышами кузовов, или леопардовой внутренней обивкой, или радиоантенной высотой с башню. Машины мчались вдоль бульвара, словно стадо диких лошадей. Тротуары были усеяны ордами подростков-чикано, вышедших поискать увеселения в субботний вечерок. Воздух сотрясала музыка из транзисторов и автомобильных приемников, сумасшедшая смесь рока и диско, перекрываемая лишь вздохами бас-гитар из открытых дверей баров. В горячем воздухе пахло бензиновым перегаром выхлопа, дешевыми духами и марихуаной. Рико протянул руку и включил радио своего «шевроле» на полную громкость, ухмылка, словно щель, рассекла его смуглое лицо. Рычание могучего Калы Тигра Эдди перешло в гипнотический речитатив:
— … Разгоним город сегодня вечером, потому что больше делать нечего, и лучше вас никому не разжечь его в Этот Субботний Вечер! К вам снова возвращается могучий Кала, и «Волки» — «РОЖДЕННЫЙ БЫТЬ ПЛОХИМ».
Мерида выключила радио. Но завывание «Волков» все равно доносились из десятка других динамиков.
— Рико, — сказала она, на этот раз глядя ему прямо в глаза. — Кажется… — Ее губы дрожали. — Кажется, я забеременела.
«Вот дерьмо» — подумал он. — Забеременела? Она сказала, что забеременела?» Он едва не спросил» от кого?», но успел остановить себя. Он знал, что последние три месяца она спала только с ним, исключительно, даже после того, как он снял квартиру в бедном конце Закатного бульвара. Она всегда была приличной верной женщиной». Женщиной? — подумал он. — Едва ли шестнадцать. Но во многих отношениях она женщина. Во многих?»
Рико был просто ошарашен, чтобы найти в себе силы сказать что-то. Волны спортивных приземистых машин впереди казались ему то накатывающимися, то уползающими обратно волнами бесконечного металлического океана. Он каждый раз пользовался» резиной «, и ему казалось, что он осторожен, но вот теперь..». Что делать? — спросил он себя. — Твой большой мачете сделал неприятность для этой малютки, и что ты теперь думаешь делать?»
— Ты уверена? — спросил он наконец. — В смысле… Откуда знаешь?
— У меня… была задержка. Я пошла в больницу, и доктор мне сказал.
— А он не мог ошибиться? — Рико пытался думать». Когда я не пользовался предохранителем? В тот вечер, когда мы пили, или в тот раз, когда нужно было спешить..».
— Нет, — сказала она, и окончательный приговор в ее голосе заставил что-то болезненно запульсировать в животе у Рико.
— А твоя мать уже знает? Она меня прикончит, когда узнает. Она меня и без того ненавидит. Она сказала:» Увижу тебя еще раз — застрелю или полицию вызову..».
— Она еще не знает, — тихо сказала Мерида. — Никто больше не знает. — Она тихо, задыхаясь, заплакала, словно душили кролика.
— Не надо плакать, — сказал он слишком громко, потом вдруг понял, что она уже плачет, наклонив голову, и слезы катятся по щекам крупными горошинами. Он чувствовал, что должен оберегать ее, больше, чем любовник, как старший брат.
« Люблю ли я ее?» — спросил он себя. Вопрос, поставленный так прямо и просто, привел его в замешательство. Он не был уверен, что правильно воспринимает любовь. Это вроде хорошо проведенной ночи с девушкой? Или это как будто ощущение, что с тобой этот человек всегда рад поговорить немного, легко утешить и подбодрить? Или это что-то вызывающее робость, молчаливое, великое, как будто сидишь в церкви?
— Пожалуйста, — сказал Рико, останавливаясь у светофора с другими водителями спортивных машин. Чьи-то подошвы упирались в акселераторы, бросая ему вызов, но он не обращал внимания. — Не плачь, хорошо?
Она еще раз всхлипнула и перестала, потом начала рыться в сумочке, отыскивая косметическую салфетку, чтобы высморкаться.