ОНО

Билл попытался крикнуть, но никакого звука не вышло. Он видел, как голова Эдди откинулась назад, как напряглись жилы на его шее. Бедра Бев дважды напряженно дернулись, как будто в оргазме, коротком и остром, как щелчок пистолета. Рот Майка странно двигался — это была гримаса и смех одновременно. В тишине библиотеки двери с шумом открывались и закрывались, звук катился как бильярдные шары. В газетном зале в безветренном урагане разлетелись журналы. В комнате Кэрол Даннер библиотечная печатная машинка Ай-би-эм вдруг ожила и напечатала:

Онстучитсякомне

Вящикпо

Чтовыйговорячтовиделпривидение

Снова

Машинку заело. Она зашипела и издала сочную электронную отрыжку, как будто все внутри было переполнено. На втором стеллаже полка с оккультными книгами вдруг опрокинулась, вывалив Эдгара Кейса, Нострадамуса, Чарльза Форта и апокрифы на пол.

Билл почувствовал усиливающееся ощущение силы. Он смутно ощущал эрекцию, волосы на его голове встали дыбом. Чувство силы было просто чудовищным.

Все двери библиотеки с шумом хлопнули в унисон.

Старинные часы за абонементным столом пробили час.

Затем все прошло, как будто кто-то повернул выключатель.

Они опустили руки, ошеломленно глядя друг на друга. Никто ничего не сказал. Когда ощущение силы прошло, Билл почувствовал, как в него вползает чувство обреченности. Он посмотрел на их белые, напряженные лица, а затем на свои руки. Они были запачканы кровью, но раны, которые Стэн Урис сделал куском бутылки в августе 1958-го, опять закрылись, оставив только кривые белые линии наподобие связанной веревки. Он подумал: В последний раз мы семеро были вместе… когда Стэн сделал эти разрезы в Барренсе. Стэна нет, он мертв. И теперь последний раз мы вшестером вместе. Я знаю это, я чувствую это.

Беверли, дрожа, прижалась к нему. Билл обнял ее. Они все посмотрели на него, глазами огромными и яркими в этой сумеречности; стол, длинный стол, за которым они сидели, был завален пустыми бутылками, стаканами, пепельницами — маленький островок света.

— Этого достаточно, — быстро сказал Билл. — Достаточно удовольствия на один вечер. Танцы мы прибережем на другой раз.

— Я помню, — сказала Беверли. Она посмотрела на Билла, глаза у нее были огромными, бледные щеки — сухими.

— Я помню все. Мой отец узнал насчет вас, парни. Бежал за мной. Бауэрc, и Крисс, и Хаггинс. Как я бежала. Туннель… птицы… Оно… Я помню все.

— Да, — сказал Ричи. — Я тоже.

Эдди кивнул.

— Насосная станция…

Билл сказал:

— И как Эдди…

— Пойдемте теперь, — сказал Майк. — Отдохнем. Уже поздно.

— Пошли с нами, Майк, — сказала Беверли.

— Нет. Я должен закрыть все двери. И кое-что записать… Миг нашей встречи, если хотите. Я недолго. Давайте.

Они молча пошли к двери. Билл и Беверли были вместе, Эдди, Ричи и Бен за ними. Когда они вышли на широкие гранитные ступеньки, Билл подумал, как молодо выглядит Беверли, как уязвимо… Появилась зловещая убежденность, что он снова может влюбиться в нее. Он пытался думать об Одре, но Одра казалась далеко. Она спала сейчас в их доме на Флит, когда солнце всходило, и молочница начала свой обход.

Небо Дерри снова затянуло, и низкие облака густыми полосами легли на пустынные улицы. Дальше по улице, в черноте вырисовывался дом культуры Дерри, узкий, высокий, викторианской эпохи. Билл подумал, что всегда, когда ходил в этот дом, он ходил один.

Ему пришлось подавить дикий смешок. Звук их шагов казался очень громким. Рука Беверли коснулась его руки, и Билл с благодарностью мягко сжал ее.

— Это началось до того, как мы приготовились, — сказала она.

— Были ли мы кккогда-нибудь гготовы?

— Ты был готов, Большой Билл.

Прикосновение ее руки было и неожиданным и необходимым. Он задавал себе вопрос, каким было бы прикосновение к ее груди второй раз в жизни, каким оно будет, и догадывался, что до того как окончится эта длинная ночь, он узнает. Он подумал: Я люблю тебя, Беверли… Я люблю тебя. Бен тоже любил тебя… Он любит тебя. Мы любили тебя тогда… Мы любим тебя и теперь. Любим больше, потому что это началось. Теперь нет выхода.