Оно

«Наверное», — ответил Козявка, но, похоже, сам в этом сильно сомневался.

— А теперь слушай сюда, Эдс, — продолжил Ричи, — потому что потом у тебя могут появиться вопросы. У некоторых женщин есть эта болезнь. У мужчин тоже, но в большинстве ею болеют женщины. Парень может подцепить ее от женщины…

— Или другого му-ужчины, если они — го-омики, — добавил Билл.

— Точно. Что важно — сиф можно подцепить, сношаясь с тем, кто уже им болен.

— И что делает эта болезнь?

— Заставляет гнить заживо, — по-простому ответил Ричи.

Эдди в ужасе таращился на него.

— Это кошмар, я знаю, но так оно и есть, — продолжил Ричи. — Начинается все с носа. У некоторых парней с сифом проваливаются носы. Потом члены…

— По-о-ожалуйста, — прервал его Билл. — Я то-олько что по-оел.

— Эй, чел, это же научные факты, — резонно указал Ричи.

— А какая разница между проказой и сифом? — спросил Эдди.

— Трахаясь, проказу не подцепишь, — без запинки ответил Ричи и радостно расхохотался, оставив в недоумении что Билла, что Эдди.

7

После того разговора дом 29 по Нейболт-стрит засверкал новыми красками в воображении Эдди. Глядя на заросшую сорняками лужайку, просевшее крыльцо и забитые досками окна, он чувствовал, что его неудержимо влечет к этому дому. И за шесть недель до строительства плотины в Пустоши припарковал велосипед на засыпанной гравием обочине (тротуар закончился за четыре дома от нужного ему) и через лужайку направился к крыльцу.

Сердце молотило в груди, во рту вновь пересохло — слушая историю Билла о страшной фотографии, он точно знал — его ощущения при приближении к дому в точности повторяли те, что испытывал Билл, входя в комнату Джорджа. И он сомневался, что сам управляет своим телом. Его словно тащили на аркане.

Ноги вроде бы и не шли; вместо этого дом, насупившийся и молчаливый, надвигался на него.

Издалека, на пределе слышимости, до него доносились звуки работающего на грузовом дворе дизельного двигателя и лязгающие удары, которые сопровождали сцепку вагонов. Там формировали состав: одни вагоны загоняли в тупики, другие сцепляли.

Рука Эдди сжимала ингалятор, но, что странно, астма совершенно его не беспокоила, в отличие от того дня, когда он удирал от бродяги с гниющим носом. Оставалось только ощущение, что он стоит на месте и наблюдает, как дом скользит к нему, словно по невидимым каткам.

Эдди заглянул под крыльцо. Никого. Если на то пошло, удивляться не приходилось. Дело происходило весной, а бродяги чаще всего появлялись в Дерри от конца сентября до начала ноября. В эти шесть недель любой человек, если он выглядел более или менее пристойно, мог найти работу на местных фермах. До декабря требовалось собрать картофель и яблоки, поставить изгороди для снегозадержания, подлатать крыши сараев и амбаров, чтобы зима не застала врасплох.

Бродяг под крыльцом Эдди не обнаружил, но следов их присутствия хватало. Пустые пивные банки, пустые пивные бутылки, пустые винные бутылки. Запачканное грязью одеяло, лежащее у кирпичного фундамента, словно дохлая собака. Смятые газеты, старый башмак, вонь, как на помойке. И множество опавших листьев.

Безо всякого на то желания, но не в силах остановиться, Эдди заполз под крыльцо. Он чувствовал, как сердце стучит уже в голове, отчего перед глазами вспыхивали белые звезды.

Под крыльцом вонь усилилась: пахло сивухой, потом и — очень сильно — прелыми листьями. Опавшие листья не шуршали под его руками и коленями. Они и старые газеты только вздыхали.

«Я бродяга, — вдруг подумалось Эдди. — Я бродяга и езжу на товарняках. Вот кто я. У меня нет денег, у меня нет дома, но у меня есть бутылка, и доллар, и место для ночлега. На этой неделе я буду собирать яблоки, на следующей — картофель, а когда мороз скует землю, покрыв ее твердой коркой, что ж, я запрыгну в товарный вагон, который будет пахнуть сахарной свеклой, усядусь в углу, навалю на себя сена, если найду его в вагоне, буду прикладываться к моей бутылке, жевать табак и рано или поздно доберусь до Портленда или Бинтауна,[129] а там, если меня не задержит железнодорожная охрана, запрыгну в один из вагонов „Алабама стар“ и малой скоростью поеду на юг, где буду собирать лимоны, лаймы или апельсины. А если меня задержат, то буду строить дороги для проезда туристов. Черт, мне уже приходилось это делать, так? Я всего лишь одинокий старый бродяга, без денег, без дома, но у меня есть только одно: у меня есть болезнь, которая пожирает меня изнутри. Моя кожа трескается, мои зубы выпадают, и знаете что? Я чувствую, как гнию, словно яблоко, которое становится мягче, я чувствую, как это происходит, как меня выедают изнутри, выедают, выедают, выедают».