Генри привалился к дальней стенке кабины, полуприкрыв глаза. Гудение лифта успокаивало. Как и гудение насосов дренажной системы. Тот день: воспоминания о нем продолжали возвращаться к Генри. До чего же все выглядело предопределенным, словно все они просто играли роли. Вик и старина Рыгало… они казались, ну… что ли, загипнотизированными. Он помнил…
Кабина остановилась, тряхнув его и вызвав приступ боли в животе. Двери разошлись. Генри вышел в пустынный коридор (снова растения, уже в подвесных горшках, растения-пауки, он не хотел касаться ни одного из них, этих сочащихся влагой зеленых ползучих растений, слишком уж они напоминали тех тварей, которые свешивались вниз там, в темноте). Он сверился с бумажкой. Каспбрэк в номере 609. Генри тащился по коридору, одной рукой опираясь о стену, оставляя на обоях кровавые следы (но он отходил от стены, когда приближался к одному из этих висячих растений-пауков; не хотел иметь с ними никаких дел). Дыхание сухими хрипами вырывалось из горла.
Наконец, нужная ему дверь. Генри достал из кармана нож с выкидным лезвием, облизнул пересохшие губы, постучал. Никакой реакции. Постучал вновь, громче.
— Кто там?
Сонный голос. Хорошо. Он будет в пижаме, до конца не проснувшийся. И когда он откроет дверь, Генри ударит его ножом во впадину у шеи, уязвимую впадину, пониже кадыка.
— Коридорный, сэр, — ответил Генри. — Сообщение от вашей жены.
Женат ли Каспбрэк? Может, он сморозил глупость? Генри ждал, подобравшись. Услышал шаги — шорох шлепанцев.
— От Майры? — В голосе слышалась тревога. Хорошо. В последующие секунды тревоги у него только прибавится. На правом виске Генри запульсировала жилка.
— Наверное, сэр. Имени нет. Только сказано, что от вашей жены.
Последовала пауза. Потом металлическое позвякивание: Эдди возился с цепочкой. Улыбаясь, Генри нажал кнопку на рукоятке ножа. Щелчок. Он прижал лезвие к щеке, изготовился. Услышал, как повернулся барашек врезного замка. Еще мгновение, и он вонзит нож в горло этого костлявого маленького говнюка. Генри ждал. Дверь открылась и Эдди…
…увидел Стэна и Ричи, только что вышедших из «Костелло-авеню маркет». Каждый ел «Ракету», мороженое, которое выдвигалось из трубки.
— Эй! — крикнул он. — Подождите.
Они повернулись, и Стэн помахал ему рукой. Эдди побежал к ним как мог быстро, но, по правде говоря, не так уж и быстро. Одна рука была в гипсе, другой он прижимал к боку игровую доску для пачиси.
— Что скажешь, Эдди? Что скажешь, мальчуган? — спросил Ричи раскатистым Голосом джентльмена с Юга (хотя он более всего напоминал голос Фогхорна Легхорна в мультфильмах «Уорнер бразерс»). — Ах, батюшки… Ах, батюшки… у мальчугана сломана рука! Ах, батюшки… окажи любезность, по-онеси за него игро-овую до-оску для пачиси!
— Доску я и сам донесу! — Эдди чуть запыхался. — Дашь лизнуть?
— Твоя мамочка этого не одобрит, Эдди. — Ричи печально покачал головой. Начал есть быстрее. Он только что добрался до шоколадной середины, своей любимой части. — Микробы, мальчуган! Ах, батюшки… Ах, батюшки, можно подцепить жутких микробов, доедая за кем-то еще.
— Я готов рискнуть, — ответил Эдди.
С неохотой Ричи протянул мороженое Эдди, но отдернул руку, едва Эдди дважды хорошенько приложился к нему языком.
— Если хочешь, доешь мое, — предложил Стэн. — Я никак не переварю ленч.
— Евреи много не едят, — с важным видом указал Ричи. — Это часть их религии.
Теперь они неспешно шагали втроем, направляясь к Канзас-стрит и Пустоши. Дерри, казалось, забылся глубоким сном в послеполуденной жаре. В большинстве домов, мимо которых они проходили, окна закрывали жалюзи. Игрушки валялись на лужайках, словно их владельцев торопливо оторвали от игры и уложили спать. Далеко на западе рокотал гром.
— Это правда? — спросил Эдди Стэна.
— Нет, Ричи подшучивает над тобой, — ответил Стэн. — Евреи едят столько же, сколько и обычные люди. — Он указал на Ричи. — Как он.
— Знаешь, ты очень груб со Стэном. — Эдди повернулся к Ричи. — Ты бы хотел, чтобы о тебе говорили всякую чушь только потому, что ты католик?
— Католики тоже хороши, — отмахнулся Ричи. — Отец как-то сказал мне, что Гитлер был католиком, а Гитлер убил миллионы евреев. Так, Стэн?
— Да, пожалуй, — ответил Стэн. Выглядел он смущенным.
— Моя мать пришла в ярость, когда отец это сказал, — продолжил Ричи. Его лицо осветила улыбка воспоминаний. — В дикую ярость. А еще у нас, католиков, была инквизиция, с дыбой, тисками для больших пальцев и тому подобным. Я считаю, все религии такие странные.
— Согласен с тобой, — кивнул Стэн. — Мы не ортодоксы или что-то в этом роде. Я хочу сказать, едим ветчину и бекон. Я даже плохо представляю себе, что это такое — быть иудеем. Я родился в Дерри, иногда мы ездим в синагогу в Бангор, скажем, на Йом-Кипур, но… — Он пожал плечами.
— Ветчину? Бекон? — Эдди ничего не понимал. Он и его мать принадлежали к методистской церкви.