Оно

Ричи направил пистолет на Билла, держа пальцы подальше от спускового крючка. Один лишь вид черного глазка вызвал в памяти слова отца: «Помни, что незаряженных ружей не бывает, и все будет в порядке!» Он отдал пистолет Биллу, радуясь, что отделался, а Билл сунул его под куртку. Теперь дом на Нейболт-стрит показался Ричи не таким страшным. Но возможность кровопролития показалась более возможной.

Он посмотрел на Билла, желая удостовериться, что тот не передумал:

– Готов?

13

Как всегда, когда Билл оторвал вторую ногу от земли, Ричи почувствовал, что они разобьются на этом мертвом бетоне. Велосипед заносило. Камни с дороги отлетали и стучали о крыло. Велосипед раскачивался все больше и больше. Ричи закрыл глаза, а Билл запел: «Хейо, Сильвер».

Велосипед продолжал набирать скорость и наконец пошел прямо, устав от качки.

Билл пересек Канзас-стрит, поехал по боковой улице, направляясь к Витчем.

Они пулей вылетели на Страфам-стрит и на Витчем на огромной скорости. Билл, сидя на своем Сильвере, снова запел: "Хейо, Сильвер, гони, гони, дорогой!"

– Давай, Большой Билл! – закричал Ричи, который испугался так, что чуть не испачкал джинсы, но при этом смеялся.

– Так жми!

Билл так и делал, он летел, то выпрямляясь, то склоняясь к рулю, и нажимал на педали, развивая фантастическую скорость.

Ричи смотрел на Билла сзади. Одиннадцати-двенадцатилетнему парню эта спина казалась широченной. Билл что есть силы нажимал на педали то с одной, то с другой стороны. И Ричи понял, что, несмотря ни на что, жить они еще будут долго, возможно, и не все, но Билл – точно. Но сам Билл не ощущал, что он сильный и уверенный в себе.

Они неслись дальше; теперь дома встречались все реже, и улиц, пересекающих дорогу, становилось все меньше.

– Хейо, Сильвер! -заорал Билл, а Ричи подхватил голосом негра Джима:

– Хейо, Сильвер, – масса, такие дела, во так! Хейо, Сильвер!

Мимо проносились зеленые поля, которые казались совсем плоскими, бесконечными под серым небом. Ричи с трудом различил вдалеке старое кирпичное строение железнодорожной станции. Правее изогнутым рядом выстроились склады. Навалом лежали куски рельсов, вывернутых во время крушения на дороге.

А вот и Нейболт-стрит, резко сворачивающая вправо. «Депо Дерри»

– было написано голубыми буквами на красном фоне. Табличка была покрыта пылью и криво висела. Ниже висел знак покрупнее. Черными буквами на желтом фоне. «Мертвый тупик» – было написано на ней. Билл свернул на Нейболт-стрит, поехал по обочине, потом остановился.

– Давай начнем прогулку отсюда, – сказал он, слезая с велосипеда. Ричи почувствовал облегчение, но и сожаление:

– О'кей!

Они шли по обочине. Далеко впереди медленно двигался дизель, он то появлялся, то пропадал. Раз или два послышался лязг вагонных сцеплений.

– Тебе страшно? – спросил Ричи у Билла.

Билл, ведя Сильвера за руль, быстро взглянул на Ричи и кивнул.

– Да, а тебе?

– Конечно, мне тоже, – сказал Ричи.

Билл сказал, что вчера вечером он спросил у отца о Нейболт-стрит. Оказывается, в этой части улицы до конца Второй мировой войны жили железнодорожники, инженеры, проводники, сигнальщики, носильщики и работники железнодорожного депо.

Улица сворачивала в сторону депо. Дома становились все более темными и стояли на отшибе. Последние три или четыре дома по обеим сторонам были разобраны. Дворы изрядно заросли. На крыльце одного из домов была приколочена табличка: «Продается».

Ричи показалось, что этой табличке лет тысяча, а то и две.

Боковая улочка кончилась. Далее шел проход, в котором росла редкая сорная трава.

Билл остановился и указал на дом: «Это здесь». Ричи понял: Нейболт-стрит, 29. Ричи подумал, что, возможно, здесь жил инженер; он приходил домой раз или два в месяц, дня на три или на четыре, не более, в это время он слушал радио, ухаживал за растениями в саду. Питался он, вероятно, все больше жареным (сам овощей не ел, выращивал их для друзей). А в ветреные ночи вспоминал в этом доме о той девушке, которая некогда была с ним. Красная краска на доме выгорела, местами стала розовой, на ней появились уродливые грязные пятна. Окна смотрели, как слепые глаза, они были заколочены. Вокруг дома росли сорняки. Газон же был покрыт первыми ландышами. Слева высился деревянный забор, когда-то, вероятно, белый, а теперь грязно-серый. У забора росли подсолнухи, самый высокий из них был футов пяти, да и выглядел он довольно жалко. Они как будто кивали головами: «Мальчики пришли, да? Вот хорошо! Еще мальчики». Ричи поежился.

Билл прислонил Сильвера к тополю. Ричи изучал дом. У порога на густой траве лежало колесо. Ричи указал на него Биллу. Билл кивнул. Эдди упоминал об этом.