Оно

– Ужасно беспокоюсь, – сказал он и ударил ее кулаком в живот. В последний момент он ослабил удар, но у Беверли все равно перехватило дыхание. Она согнулась пополам, хватая воздух ртом, как выброшенная на берег рыба, на глазах выступили слезы. Отец невозмутимо смотрел на нее, засунув окровавленные руки в карманы брюк.

– Тебе пора повзрослеть, Беверли, – сказал он голосом, полным доброты и прощения. – Ты согласна со мной?

Она кивнула. Ее голова тряслась. Она плакала, но плакала беззвучно. Если бы она рыдала в голос – ее отец называл это «детским плачем», – он бы избил ее до полусмерти. Эл Марш всю жизнь прожил в Дерри и говорил всем (кто его спрашивал и кто не спрашивал), что желает быть похороненным здесь, но еще поживет немного, лет до ста десяти. «Не вижу причины, почему бы мне не жить вечно, – бывало говорил Роджер Ориет, раз в месяц посещавший парикмахерскую, – я никому в жизни не сделал зла».

– Теперь рассказывай, – сказал он, – и побыстрее.

– Здесь был... – она с трудом сглотнула, потому что в горле у нее совершенно пересохло, – здесь был паук. Большой, толстый черный паук. Он.., он вылез из стока, и я.., я думаю, сейчас он уполз обратно.

– О! – теперь он слегка улыбался ей, как бы удовлетворившись ее объяснением. – В самом деле? Черт побери! Если бы ты мне сразу сказала, Беверли, я бы никогда тебя не ударил. Все девчонки боятся пауков. Почему ты сразу не сказала?

Он склонился над водостоком, и Беверли пришлось закусить губу, чтобы удержаться и не предупредить отца.., какой-то внутренний голос, ужасный чужой голос, твердил ей не делать этого; она не сомневалась, что это был голос самого дьявола: "Пусть оно возьмет его, если захочет. Пусть оно утащит его к себе вниз. Скатертью дорога, черт бы его побрал.'"

В ужасе она попыталась избавиться от этого голоса. Еще минута, и подобные мысли приведут ее прямо в ад.

Он вглядывался в темный глаз водостока. Его руки упирались в окровавленный край раковины. Беверли с трудом преодолевала тошноту. Живот болел в том месте, куда ее ударил отец.

– Ничего не вижу, – сказал он. – Здесь все постройки старые, Бев. Водостоки в них, как автострады. Когда я работал сторожем в старой школе, мы однажды утопили крыс в унитазе. Девчонки чуть с ума не сошли от страха. – Он довольно рассмеялся при мысли о женских страхах. – Однако с тех пор, как сделали новую водопроводную систему, живности в трубах поубавилось.

Он крепко прижал ее к себе.

– Послушай. Иди спать и не думай больше об этом. Хорошо?

Она почувствовала, что любит его. «Я никогда не ударю тебя, Беверли, если ты этого не заслужишь», сказал он однажды, когда она расплакалась из-за несправедливого, как ей тогда казалось, наказания. И, конечно, она на самом деле любила его, потому что было за что полюбить его. Иногда он проводил с ней целые дни, учил мастерить самые разнообразные вещи или просто рассказывал всякую чепуху, гуляя с ней по городу; он был таким добрым и хорошим, что ей казалось, ее сердце разорвется от счастья. Она любила его и пыталась понять, почему же он так часто наказывает ее. Он говорил, что так ему велит Господь Бог. "Дочерей, -

говорил Эл Марш, – следует наказывать чаще, чем сыновей". У него не было сына, и она как будто смутно чувствовала в этом свою вину.

– Хорошо, папочка, – сказала она. – Я больше не буду об этом думать.

Они вместе пошли в ее спальню. От удара правая рука теперь сильно болела. Она оглянулась через плечо и увидела окровавленную раковину, окровавленное зеркало, окровавленную стену, окровавленный пол и полотенце, которым ее отец вытер руки и небрежно бросил на вешалку. Она подумала: «Смогу ли я после всего зайти сюда снова? Прошу тебя. Господи, дорогой Боженька, прости меня, что я плохо подумала о своем отце. Ты можешь наказать меня за это, если хочешь: я заслужила наказание. Ты можешь сделать мне больно, или пусть я заболею воспалением легких, как прошлой зимой, когда у меня был такой кашель, что меня однажды даже вырвало, но, пожалуйста. Господи, пусть утром исчезнет вся эта кровь, очень прошу Тебя, Господи, хорошо? Хорошо?»