Оно

– Ты ведь никогда ничего не видел, так? – спросила она. – Что-то или кого-то.., ну, подозрительное? Что-нибудь необычное? Что-нибудь, что напугало тебя?

Испытывая радость по поводу часов, любовь к матери, удовольствие, что о нем заботятся (правда, забота несколько пугала своей неприкрытой бесцеремонностью), он чуть было не рассказал ей, что случилось в январе.

Открыл было рот, но повинуясь какой-то мощной интуиции, закрыл его.

Что же это конкретно было? Интуиция. Не более чем.., но и не менее. Даже дети могут чувствовать время от времени большую ответственность перед лицом любви и понимать, что в некоторых случаях может быть милосерднее промолчать. Частично это было причиной, по которой Бен закрыл рот. Но была и другая причина, не столь благородная. Она могла быть твердой, его мама. Она могла быть хозяйкой. Она никогда не называла его «толстый», она называла его «большой» (иногда «большой для своего возраста»), и когда от ужина что-то оставалось, она обычно приносила ему, пока он смотрел телевизор или делал домашнюю работу, и он это съедал, хотя какой-то смутной своей частью ненавидел себя за это (но ни в коем случае не маму, за то что она поставила перед ним еду, – Бен Хэнском не осмелился бы ненавидеть свою маму; Господь наверняка поразил бы его насмерть за такую, пусть даже секундную грубость и неблагодарность). И, возможно, какая-то еще более смутная часть его – отдаленный Тибет глубинных мыслей Бена – подозревала, что со стороны матери в этой постоянной подкормке есть какая-то корысть. Была ли это просто любовь? Могло это быть что-либо еще? Наверняка нет. Но.., он задавал себе вопросы. По существу, она не знала, что у него нет друзей. Отсутствие этого знания заставляло его не доверять ей, делало его неуверенным в том, какая реакция будет на его рассказ о том, что случилось с ним в январе. Если что-либо случилось. Может быть, приходить в шесть и оставаться дома было не так уж плохо. Он мог читать, смотреть телевизор (есть), что-то строить из бревен и конструктора. Но необходимость оставаться дома весь день была бы очень нежелательной... И если бы он рассказал ей, что он видел – или думал, что видел, – в январе, она бы наверняка заставила его сделать это.

Поэтому по многим причинам Бен увильнул от рассказа.

– Нет, мама, – сказал он. – Только мистер Маккиббон рылся в чужих отходах.

Это заставило ее засмеяться – она не любила мистера Маккиббона, который был республиканцем, а также «кристером», и ее смех закрыл тему. В эту ночь Бен доли) не спал, но никакие мысли о том, что его бросили на произвол судьбы, сиротой в этом жестоком мире, его не беспокоили. Он чувствовал себя любимым и защищенным, когда лежал в постели, глядя на лунный свет, проникавший через окно и ложившийся через кровать на пол. Он то прикладывал часы к уху, слушая их тиканье, то подносил их к глазам, восторгаясь их прозрачным радиевым диском.

В конце концов он заснул, и ему приснилось, что он играет в бейсбол с другими мальчишками на пустой площадке за стоянкой грузовиков «Трэкер Бразез». Только что у него был удачный мяч, и товарищи по команде радостно тузили его и хлопали по спине. Они подняли его на плечи и понесли туда, где были разбросаны бейсбольные принадлежности. Во сне он сиял от гордости и счастья.., а затем взглянул на центральное поде, где цепное ограждение отмечало границу между зольной площадкой и травой, а потом отлого спускалось к Барренсу. В спутанной траве и низком кустарнике, почти что вне поля зрения, стояла фигура. Она держала связку воздушных шаров – красных, желтых, синих, зеленых – в одной руке, на которой была белая перчатка. Другой рукой она раскланивалась. Ему не видно было лица фигуры, но он видел мешковатый костюм с большими оранжевыми пуговицами-помпонами и болтающимся желтым галстуком-бабочкой.

Это был клоун.

«Верно, кролик», – картавым голосом согласился фантом.

Когда Бен проснулся на следующее утро, он забыл сон, но его подушка на ощупь была мокрой.., как будто он плакал во сне.

7

Он подошел к абонементному столу в детской библиотеке, отряхиваясь от вереницы мыслей, вызванных надписью о комендантском часе, как собака отряхивается после купания.

– Здравствуй, Бенни, – сказала миссис Старретт. Как и миссис Дуглас в школе, она искренне любила Бена. Взрослые, особенно те, которым долг службы повелевал следить за дисциплиной детей, обычно любили его, потому что он был вежлив, смышлен, иногда даже забавен, не шумел, не озорничал, говорил мягко. По этим же причинам большинство ребят считали его препротивным. – Ты уже устал от каникул?

Бен улыбнулся. То была обычная острота миссис Старретт.

– Нет еще, – сказал он, – поскольку летние каникулы длятся всего – он посмотрел на свои часы – час семнадцать минут. Дайте мне еще часок.

Миссис Старретт негромко засмеялась, прикрыв рот рукой. Она спросила Бена, не хочет ли он записаться на программу летнего чтения, и Бен сказал, что да, хочет. Она дала ему карту Соединенных Штатов, и Бен горячо ее поблагодарил.