— Наверное. Это лишь догадка. Как ты могла заметить, ты первая и единственная, кто вообще признал мое существование. Признал во мне хотя бы разумное существо.
— Честно говоря, если бы не Орочимару, я…
— Хватит при мне упоминать имя этого ублюдка! — неожиданно воскликнул Риндзин, да с таким напором и раздражением, что я едва не упала. — Пусть ты и думаешь, что у вас какой-то там союз, но он использовал тебя, как Кушинада — меня. Личный демон на привязи, посаженный в клетку, клейменый и вызывающий лишь опасения. Я видел побольше твоего, поэтому даже не думай упоминать о нем.
Угроза прозвучала внушительно, но впечатление она произвела иного рода.
— Звучит так, будто я привела знакомиться своего парня, а тебе он не понравился. — Я отчаянно старалась сдержать ухмылку. — Дедуля.
Не разделив веселье относительно моего юмора, Риндзин зарычал, и мне ничего не нашлось, как устало вздохнуть и озвучить грустную правду:
— Да и какая разница? — рука невольно потянулась к проклятой печати. — Орочимару мертв… чего тебе волноваться?
Задумчивая тоска вот-вот уже готовилась напасть, но смекнув, что Риндзин продолжал молчать, заподозрила неладное. Подняв на него взгляд, убедилась, что интуиция не подвела. По спине пробежали мурашки.
— Говори.
Собеседник прищурил все восемь глаз и чуть отвернулся, демонстративно подчеркивая, что делиться информацией не намерен. Я сжала кулаки и оскалилась, готовая отстаивать право знать обо всем, но болезненный укол в груди заставил повременить. Черное пламя… Тот сон, может, был и не сном, я до сих пор терялась в догадках. Но тогда показалось, будто чакра Орочимару вновь воспылала, проклятая печать отозвалась на что-то, и это могло быть только…
— Несмотря на то, что мы застряли здесь, я чувствую колебания природной чакры, — прервал долгое молчание Риндзин. — И что-то происходит. Что-то действительно… масштабное. И, боюсь, это также коснется твоей семьи.
— Почему ты так думаешь? — несколько уныло спросила я.
— Потому что ты заставила мир обратить на себя внимание. Это вопрос времени. В любом случае, даже если бы царило спокойствие, я намерен отсюда выбраться.
— Чтобы убить всех и вся? — нахмурилась я, но понимая, что не мне читать нотации деду… деду, боже… заключила: — А вообще, если это не принесет вреда моему брату и племянникам, плевать. Если обещаешь, что ты, твои действия, а также их последствия не навредят моей семье, то я готова признать в тебе… союзника и товарища.
— Союзника? — он усмехнулся, даже с пренебрежением. — Товарища?
— Уж прости, до друга тебе пахать и пахать, — не осталась я без колкости. — Видимо, ты знаешь, как отсюда выбраться. Но помочь нам могу лишь я.
— Ну да, милая, иначе бы не сидел здесь.
— Так мы договорились?
Риндзин раздраженно вздохнул, обреченно, не иначе, как обычно делал Каору, когда его заставляли что-то сделать по обязанностям клана. Яблоко от яблони…
— Ладно, женщина, будь, по-твоему. Но чтобы выбраться, тебе придется потрудиться. К счастью… не думал, что скажу это, но у тебя есть проклятая печать того ублюдка. Это поможет тебе быстрее обрести контроль над природной энергией.
— Но я уже могу ее использовать. Разве нет?
— Ты — нет. Это возможно лишь благодаря чакре змеиного урода и черт еще знает чему в этой проклятой печати…
Змеиный урод, ублюдок… он его вообще по имени назовет когда-нибудь?
— Кстати, — я вновь дотронулась до метки на шее, — а почему я не слышу его? Даже если он и мертв, то… его воля что ли… то, с чем ты боролся, этот шепот.
— Мы находимся в искаженной реальности, здесь энергия течет иначе, сама структура мира другая, искаженная. Стабильным остается одно — природная энергия.
— Так, — прервала я демона, — давай короче.
— Если короче, тебе придется не только освоить режим мудреца и контроль над природной чакрой. Тебе придется взять часть моей чакры, да так, чтобы ни одна из цепей не треснула.
— Зачем?
— От твоей чакры ничего не осталось, за двадцать пять лет я, хочешь не хочешь, истощил тебя практически полностью. Замкнутый круг, помнишь? Поэтому, придется разделить мою чакру на двоих. А не просто подпитывать тебя.
— А это вообще возможно?
— Придется сделать возможным. Либо так, либо ты помрешь в попытках. И тогда мы, а точнее я, останусь здесь заперт навечно. Поэтому постарайся, милая, наши жизни в прямом смысле в твоих руках.
Затишье перед бурей мучило Хаято день и ночь, каждую минуту он переживал с особой болью, стараясь выглядеть собранным и спокойным. К сожалению, исчезнув, Мэйкум не прихватила с собой проблемы, последствия которых он и ожидал. Сыновья переживали за тетю, удивило даже, что за нее куда активнее вступался Хидеки. Каору предпочитал молчать о произошедшем на ферме, хоть и говорил, что все в порядке, но Хаято хорошо знал своего сына — тот корил себя, волновался.
Разумеется, послов пришлось отпустить. Как бы ни пытался Хаято сгладить углы, пытаясь выставить виновниками представителей деревни Камня, а не его сестру, вряд ли это спасет их.