Опасно — Истина! Смелость принять непознаваемое

Когда ты наблюдаешь рассвет, убедись, что ты ни о чем не думаешь. Только тогда ты сможешь его увидеть. Думание надевает на твои глаза вуаль. Оно окрашивает реальность своим цветом, дает ей свои интерпретации. Оно не позволяет реальности достичь тебя; оно делает собственный отпечаток на реальности, искажает ее.

Поэтому ни один философ никогда не был способен познать истину. Все они только размышляли о ней. Но размышлять об истине невозможно. Или ты ее знаешь — или нет. Если ты ее знаешь, то нет необходимости о ней

думать; если не знаешь — как ты будешь о ней размышлять? Когда философ размышляет об истине, это то же самое, как если бы слепой размышлял о свете. Если у тебя есть глаза, ты не думаешь о свете, ты видишь его.

Видение — это совершенно иной процесс; это побочный продукт медитации. Поэтому мне вряд ли понравится, если мой образ жизни назовут философией; он не имеет с философией ничего общего. Мой образ жизни можно назвать фило-сия.

«Фило» означает любовь; «софия» означает мудрость, знание — «любовь к знанию». В слове «филосия», «фило» также означает любовь, а «сиа» означает «видение»: любовь — но не к знанию, а к бытию, не к мудрости, а к сущему.

Так что это первое, что нужно запомнить. Ненасилие — это философия для Махатмы Ганди, для меня это филосия. Именно в этом месте я постоянно сражаюсь с мыслителями и философами вроде Ганди.

Ганди озаглавил свою автобиографию «Эксперименты с истиной». Это полнейший абсурд, с истиной невозможно проводить эксперименты. Когда ты пребываешь в тишине, истина присутствует в своем полном великолепии. А когда тишины нет, нет и истины. Когда ты находишься в тишине, истина не возникает перед тобой как объект — но внезапно ты осознаешь, что ты и есть истина. Нет того, на что можно смотреть. Видящий становится видимым, наблюдатель превращается в наблюдаемое — двойственности больше нет. И это не вопрос думания: нет никаких сомнений, никаких убеждений, никаких идей.

Ганди пытался экспериментировать с истиной. И вывод прост: ты должен знать истину, иначе с чем ты собираешься экспериментировать? А зачем человеку, который знает истину, проводить с ней эксперименты? Он проживает ее на опыте, для него нет других вариантов. Для Ганди все является философией, для меня все является филосией. Ганди мыслитель, я — нет. Мой подход экзистенциальный, не ментальный. И мне не нравится само слово «ненасилие», потому что оно негативно. Насилие позитивно; ненасилие — негативно. Никто не обращает внимания на то, что насилие вы сделали позитивным явлением, а ненасилие просто его отрицает.

Я называю это почтением к жизни — я не пользуюсь словом «ненасилие». Почтение к жизни — позитивно; в этом случае ненасилие случается само по себе. Если ты чувствуешь уважение к жизни, разве ты сможешь быть насильственными? Но может быть так: человек ведет себя ненасильственно, но не испытывает при этом никакого уважения к жизни.

Я знавал этих так называемых ненасильственных людей. Ты будешь удивлен, когда узнаешь: в Калькутте у джайнов есть одно очень странное место. Во всех больших городах, в Мумбай, в Калькутте джайны — самые богатые люди. И в Калькутте я столкнулся с очень странным явлением. Когда я впервые увидел его, то не мог поверить собственным глазам. Обычно я останавливался в доме одного уникального человека — Соханлала Дугара. Он был уникален во многих смыслах. Я любил его, он был очень колоритен. Это был пожилой человек — когда мы впервые встретились, ему было около семидесяти, а прожил он до девяноста лет. Мы познакомились в Джайпуре, его родном городе, и он пригласил меня в Калькутту, где у него был бизнес. Он управлял рынком серебра — не только по всей Индии, но также во всей Азии. Его называли Серебряным Королем. Я слышал о нем, но представления не имел, что он за человек. Когда он впервые приехал ко мне — пожилой мужчина, одетый в традиции Раджастани, в желтом тюрбане — во всех отношениях солидный и почтенный человек, — он коснулся моих ног и, достав из своих карманов пачки денег, протянул мне.

Я сказал:

— Но прямо сейчас мне они не нужны. Оставьте мне адрес: когда мне понадобятся деньги, я вас найду; и если вы не передумаете и все еще будете богатым, тогда и отдадите их мне. Сейчас я ни в чем не нуждаюсь, к чему мне лишние заботы? У меня впереди тридцатишестичасовая поездка, и я буду беспокоиться об этих деньгах. Я не смогу нормально уснуть — вдруг кто-то их украдет, так что, пожалуйста, заберите их.

И вдруг он заплакал, слезы хлынули у него из глаз.

— Я ведь не сказал ничего, что могло вас так ранить, — заметил я.

Он ответил: