Опасное задание. Конец атамана

Обоим хотелось поскорее уйти от пуль. Очень уж страшно они пели: двух партизан ранили, одного убили наповал.

Акылбек шел первым и радовался, что теперь пули его не достанут. Позади много партизан. Они несут раненых и заслоняют их с Кадыром. Пули вначале в партизан попадут. Об одном только болела душа у Акылбека. Командир велел матросу и еще одному партизану остаться на прежнем месте и задерживать белых. Он сказал им: «Переправимся, пришлю за вами. До той поры ни шагу назад», — и обнял сначала одного, вслед другого.

«Два человека остались, — шагал и думал Акылбек, — а белых вон сколько! Не сосчитать. На верную смерть оставил командир матроса и того, второго, совсем еще молодого большевика».

Его неудержимо потянуло помочь им. Как только он довел партизан до лодок, отправил их с Кадыром, тут же кинулся назад. Прибежал и видит: матрос лежит за песчаной косой, а молодой парень немного в стороне от него. Лишь сунутся белые к реке, они и сыпанут по ним — матрос из пулемета, тот, второй, из винтовки. Матросу даже жарко стало, он сбросил шапку, а волосы у него белые-белые, как обмытый осенними дождями ковыль. И уж очень злым оказался этот матрос. Увидел он Акылбека, плюнул и закричал:

— Тебя кто звал? — и начал махать перед его лицом кулаками. — А ну, мотай отсель, если жить не надоело, — да еще ногой старается достать. — Шастай, кому сказываю!

А когда понял, что не уйдет Акылбек, перестал сердиться.

— Стрелять умеешь? — спросил.

— Умею стрелять, — ответил ему Акылбек.

— Берн тогда винтовку, — шепнул матрос, ложись подальше, пусть сволочь белая думает, будто нас много тут. Не жалей патроны, лупи, как только сунутся гады.

И Акылбек стал стрелять по камышам.

А потом пуля нашла молодого большевика. Немного позже ужалила и матроса. Он ткнулся лицом в песок, полежал так, поднял голову, дал очередь, оторвал от тельняшки рукав, перевязал плечо, куда пуля ударила, и опять взялся за пулемет.

Акылбек бросился к матросу, ухватил за руку.

— Уходить надо, — заторопил он его, — скорее уходить надо. Не найдут нас там.

Матрос даже позеленел, ударить хотел, не дотянулся только, кулак все же показал.

— Ты что, — удивился он, — хочешь, чтобы балтийский матрос товарищей предал? Без команды тыл открыл? Уползай отсель, пакость паршивая, а то я от тебя мокрое место оставлю.

Акылбек обиделся, лег рядом с матросом и вжал винтовку в плечо. Белые подобрались еще ближе и вот-вот ринутся с ревом на дымящуюся от укусов пуль эту прибрежную косу, ставшую вдруг совсем маленькой и совсем открытой.

Все, что происходило затем, осталось в сознании, как сон. Но когда почти вплотную выставились из камышей фуражки с желтыми околышами, и матрос, схватив гранаты, кинулся в гущу белых, плечо к плечу с ним бежал Акылбек, тоже с гранатой, хотя и не знал, как надо «стрелять» из нее.

И случилось невероятное. Цепь белых дрогнула и побежала.

Акылбек затянулся в последний раз и притушил об воду остаток цигарки.

— Матрос отобрал у меня эту, как ее забыл… грамáту будто звать, — вспомнил он, — и давай кричать, почему я чекушку не выдернул. Не порвется, оказывается, грамата, если чекушку не выдернуть. А кто знал? После уж матрос кричал на меня за чекушку, когда за нами Кадыр прибежал. Не знал я про чекушку. Вот беда какая!

Он поднялся с корточек, оглядел бухту, поправил рывком чапан. На косе загасли уже все костры. Луна окунула свой краешек в далекую каспийскую волну и таяла в ней, как сахар.

— Пойдем, однако, Избаке. Спать надо.

Легенда

Долго не мог уснуть в ту ночь Избасар. Рядом, голова к голове, Акылбек. Он тоже не сомкнул еще глаз. Оба лежали, думали каждый о своем.

Еле слышно била о гальку притихшая после шторма волна. Акылбек глядел, как проклевывались сквозь мглу и снова исчезали в высоте звезды, а мысли его все возвращались к матросу. «Где он, живой ли?»

— Не спишь? — спросил он Избасара.

— Нет.

— Ленина мне красный матрос, о котором говорил тебе, дал. Василием матроса звать. Мы с Кадыром тогда три дня у красных прожили.

— Три?

— А знаешь, почему Василий не боялся белых?

— Нет.

— Ленин у него был. После Василий рассказал, что едва не застрелил меня, когда я испугался и в камыши бежать звал его.

— Ты бы не про камыш, про Ленина, — сон окончательно покинул Избасара.

— Я же говорил тебе, что Василий стрелял без шапки?

— Говорил.

— А в шапке у него («бескозыр» — шапка называется) была эта бумага, где лицо Ленина. Он смотрел на бумагу и не боялся.

— Он же стрелял. Когда смотреть было?

— Все равно смотрел, как ты не понимаешь, Избаке?