Опасное задание. Конец атамана

А то последнее время Савве стало казаться, что его начали помаленьку затирать: из председателей ЧК удвинули в заместители. Правда, он на это не обижался: сам виноват — грамотешка!.. Не раз уже успел пожалеть Думский, что когда в 1918 году его вызвал к себе комиссар Подвойский и предложил поехать учиться на красного командира, он ответил ему не так, как следовало бы. Взял и заявил: «Куды с моей дырявой башкой за парту да китради садиться. В одно ухо влетает, в другое вылетает. Неученым буду белых рубать».

Учиться Савве хотелось, но еще больше хотелось ему домой. Сердце властно звало к жене и ребятишкам. Двое их народилось перед тем, как уйти ему на войну.

И его отпустили укреплять советскую власть в Семиречье. Долго добирался до родных мест Думский, несколько раз дорогой пришлось повоевать. А в Самаре и вовсе. Больше двадцати дней помогал Савва освобождать от белых город. А когда добрался наконец до Лесновки, то сразу же столкнулся с офицером, выряженным в царский мундир и погоны. Оказалось, что власть в Джаркентском уезде захватили судья Игнатовский, купцы во главе с Аггеем Саловым и все те, кому было с ним заодно. У Саввы же была выбрана другая в жизни дорога. Наметил он ее себе еще задолго до того, как его поставили в семнадцатом году командиром эскадрона вместо скинутого с этой должности есаула Закаржевского. И полк этот, в который входил эскадрон, вскоре оказался в Петрограде. Потом Савве довелось охранять Смольный. Ясно, что когда он вернулся в родные места, то не мог примириться с тем, что здесь (будто никакой революции никогда не было) командуют купчишки. Пришлось браться за ликвидацию их власти. Купчиков и чиновников вскоре сбросили и организовали Советы. Савву назначили председателем уездного ЧК. Он горячо взялся за дело и проработал в ЧК до того дня, когда полковник Сидоров ворвался в Джаркент и захватил его. С трудом удалось Думскому ускользнуть из цепких, не знающих пощады полковничьих рук и пробраться в Лесновку. Оттуда он немногим больше года назад вместе с Николаем Савельевичем Корневым и Павлом Овдиенко повел партизан кончать с Сидоровым.

И вот почему-то сейчас, когда Крейз назвал его фамилию, Савва опять вспомнил о Подвойском.

А Крейз уже снова прилаживал к глазам лупу, проверял, не упустил ли чего, все ли из того, что наметили вместе с секретарем укома партии, сейчас обсуждено.

За окнами комнаты текла летняя ночь, и понемногу стихала остывающая гроза. Реже били молнии. Только ветер все еще пошумливал среди выстроившихся вдоль арыка тополей, сметал с них капли.

— Все, одним словом, — подытожил латыш, поскреб рукояткой лупы возле уха и добавил: — Неплохо бы послать человека, знающего китайский язык. Мы наметили Бердыбаева, да его уже перед самым вечером свалила лихорадка. Лежит в бреду. А надо бы. Там вся наружная охрана из китайцев, ну и…

Чалышев поднялся с места.

— Прошу назначить меня. — Глаза его неприметно плеснули нехорошим огнем. Но огонь этот как бы миновал, обошел стороной Крейза. Нечасто взглядывал на этого человека начальник Джаркентской милиции. В его душу уже вторгся незаметно и поселился там прочно страх перед железным латышом.

Крейз вскинул брови.

— В такое время сразу двоих из милиции? Нельзя.

— Не на год же. Дня через три будут назад, — пробасил Корнев. Он до сих пор хранил уважение к стремительному, ловкому и немногословному Алдажару. С того еще дня, когда тот первым ворвался со своими джигитами на площадь Джаркента во время боев с сидоровцами. И можно сказать, в самое последнее мгновение вырвал из петли Махмута Ходжамьярова.

Поднялся и Махмут. Кто-кто, а он-то знал цену Чалышеву, был уверен, что с ним нигде не пропадешь. Но Крейза переубедить было нелегко.

— Нет, нельзя. Двоих сразу не отпущу, — сказал он твердо.

Чалышев не стал настаивать больше, побоялся. Он решил, что сегодня же погонит в Суйдун Саттара Куанышпаева. Этот сделает все, что надо и как надо.

— Саттара Куанышпаева можно послать вместо Бердыбаева, — подал вдруг совет Джатаков.

Чалышев даже подался вперед, подумав, что ослышался. Но тут же вспомнил, что как-то навязал Саттара переводчиком Джатакову, когда тот ездил к китайцам, перешедшим границу. Они явились промышлять соль. Вот поэтому теперь и назвал Джатаков как старого знакомого Саттара, которым остался в тот раз очень доволен.

Кандидатуру Саттара поддержал и Думский.

— Подойдет, — уверенно пробасил он.

— Кто еще хорошо знает Куанышпаева? — спросил Крейз.

— Я, наверно, знаю, — поднялся с места Алпысбаев, но когда он порылся в памяти, то вдруг обнаружил, что ничего плохого, но и ничего хорошего об этом человеке сказать не может.

— Ну?

— Можно послать, — чтобы не обидеть зря человека, махнул рукой Алпысбаев. И потом его убедил уверенный басок Саввы. Алпысбаев два года работал с Саввой и привык верить ему во всем.

…Расходились от Крейза перед утром.

На крыльце Чалышев стиснул Махмута за плечи и тепло сказал ему, блеснув зубами:

— Желаю удачи. Сидорова не забудь прихватить вместе с атаманом.

Махмут благодарно кашлянул в ответ. На востоке уже разгоралась полоска зари.