Опасность заводит

Черт, Стас. Он ухватил ее за локоть и потащил к отелю. К тому самому заднему входу.

— Марк победил? Или как это называется?

Стас не ответил.

— Ах, да, вопросы же задаете вы.

Натужное и напускное для храбрости веселье улетучилось, как только она оказалась на большой вычищенной до блеска кухне. На белом кафеле кровь казалась бутафорской, будто кино снимали… только вот тела, обезображенные насильственной смертью, возвращали в жестокую реальность.

Марк стоял, облокотившись на длинные металлические столы, рядом кружило человек шесть его охранников, а у дальней стены, уткнувшись поломанными носами в нее самую, стояли двое парней с поднятыми руками. Хотов сидел на стуле рядом с ними и прижимал руку к животу. Его подстрелили и теперь он истекал кровью.

— Эй! — окликнул Марк, заметив ее.

Анну поразило, что он даже не смотрел в сторону Хотова. Словно тот его больше не интересовал.

— Он умрет, если не остановить…

— В этом и смысл, — Марк протянул руку.

Он пугал ее. Его холодное лицо и непонятные озорные огоньки в глазах, которые могли означать что угодно. Он мог сделать, что угодно. И где Север?

Анна все-таки уцепилась за его пальцы, и сама не заметила, как оказалась в объятиях. Он мягким подчеркнуто осторожным прикосновением повернул ее голову и заставил вновь посмотреть на Хотова.

— Так? — спросил он.

Хотов узнал Анну и вымученно улыбнулся.

— Третья встреча, Анна, — прохрипел тот. — Отдаю должное…

Подошел охранник и хлестким ударом оборвал его.

— Анна, я задал вопрос, — напомнил Марк и поцеловал ее в висок.

— Я не понимаю.

— Ты была с Севером, когда его ранили. В живот.

Она, наконец, угадала намек. Он отплатил Хотову той же монетой.

— И что с ним будет дальше?

— У него нет тебя, малыш. Его некому спасти, так что совсем скоро он подохнет.

Он специально подбирал такие слова.

— Он будет истекать кровью?

— Это жестокий мир.

Марк поднялся со стола и навис над ней.

— Очень жестокий. Здесь убивают за ошибки, или же долго и изощренно наказывают.

— Мне больше нравилось, когда ты говорил прямо.

— Все начиналось довольно весело и беззаботно, — усмехнулся он. — Мы бы развлеклись и разбежались. Рано или поздно твоя наивность улетучилась или приелась бы мне, и я бы отпустил тебя. Но ты сама полезла глубже… Захотела сыграть на равных? Глупая-глупая девочка. Теперь я вижу все твои неумелые ходы и все твои старания.

Он склонился к ее уху.

— Хочешь прямо? — шепнул Марк. — Я скоро закончу здесь, а потом хочу трахнуть тебя. Быть может, даже в том же фургоне. И ты будешь стонать и громко кричать мое имя, и всем видом показывать, как ценишь такую честь.

— Безмерно.

— Не забывай эту злость. Мне нравится.

— Могу и я сказать прямо?

— Конечно.

— Я так насмотрелась на твой уродский мир, что уже думаю, что таким способом ты показываешь чувства. Другую бы ты растоптал и забыл, со мной же жаждешь поквитаться. Даже умирающий Хотов тебе безразличен. Что так больно? И так голодно?

Она подняла лицо, приблизившись к нему, словно хотела поцеловать.

— Все еще переставляешь фигуры на доске, — оскалился Марк. — Пробуй, Анна, пробуй. Кто знает, быть может, на дне моей пропащей души и правда что-то шевельнется… Тешь себя надеждой. А пока возвращайся в фургон. Я скоро буду.

Глава 22

Усложнения

аждый день задавал ей новую задачку. И каждый день приходилось двигаться на ощупь, потому что никакие формулы больше не работали, а все путеводные звезды оказались потеряны. Только ставка оставалась прежней.

Анна села на пол, спрятав босые ноги в длинном ворсе белого ковра, и облокотилась спиной на диван, на котором можно было разместить целый батальон. Марк лежал с закрытыми глазами, но угрюмые складки на лбу подсказывали, что он не спал. И даже не мог расслабиться.

— О чем думаешь? — спросила она.

Их выверенная инсталляция по мотивам семейной жизни уже продержалась две недели. Анну заперли в красивом доме. А Марк возвращался по вечерам, то тихий, то буйный, то разговорчивый, то молчаливый, то веселый, то сердитый. Иногда ей казалось, что они вернулись к исходной точке, к той самой, когда ей было интересно и льстило то желание, которое она зажигала в нем. И когда она не послушала предостережений Виктора.

Впрочем, Марк уже дважды нарушил эту идиллию. Она гнала от себя неприятные режущие воспоминания. Наверное, так оправдывают своих мужей-тиранов забитые жены, только Анна ничего не собиралась прощать, она хотела продержаться до поры до времени, до своего шанса…

И Марк ни разу не вспомнил о своих угрозах. Его полностью устраивал разыгрываемый спектакль, он мог быть рядом с ней каким хотел в данную минуту, и все чаще приходил тихим и даже как будто с обнаженным сердцем. Он рассказывал странные вещи, сумасбродные и откровенные до неприличия, а иной раз изливал душу, даря ее памяти кровавые подробности пережитого им. Он становился ближе, но в то же время терялся в дымке из-за страха, который постоянно напоминал о себе.