Опасности диких стран

Он протянул ему правую руку. Стуре почувствовал, что ему можно вполне довериться и ответил ему крепким рукопожатием.

В то время в Бергене не было еще гостиниц, хотя уже насчитывалось тридцать тысяч жителей. Каждый иностранец, приезжавший сюда, должен был рассчитывать на гостеприимство какой-нибудь семьи. Норвежские торговые люди жили у маклеров и купцов, с которыми они имели дружеские, отношения; капитаны кораблей оставались на своих судах. Таким образом, без дальнейших церемоний, как нечто вполне естественное, Уве Фандрем принял обоих приезжих в свой дом, стоявший у Немецкого моста. Старый дом, просторный и удобный, служил зимним помещением. С наступлением теплого времени года все переезжали на дачи. Фандрем тоже следовал общему обычаю. Берген был окружен такими летними резиденциями; они утопали в густых садах по склонам гор. Фандрем ненадолго удалился, а Гельгештад сообщил тем временем своему спутнику все, что он считал необходимым.

— Я еще не говорил с вами об Уве, — сказал он, — потому что хотел это сделать здесь, по приезде. Он дельный человек и везде на своем месте, принадлежит к здешней гильдии и член магистрата; составил себе кругленькое состояние. Тридцать лет тому назад у него ничего не было. Я тогда сошелся с ним, потому что мне понравились его быстрая сообразительность и ум. Мне никогда не пришлось раскаиваться в этом знакомстве; с той поры мы постоянно держимся вместе.

— Значит, вы участвуете в делах Фандрема, — спросил Стуре.

— Прежде, да, — отвечал Гельгештад, прищурившись, — но я должен был по опыту убедиться, что товарищество в торговых делах никуда не годится, если один живет в Лингенфиорде, а другой за сто миль в Бергене. Я не умею проверять толстые торговые книги и изучать длинные счета; а между тем, мне вовсе не с руки, чтобы другие подсчитывали за меня, и получать то, что мне хотят дать.

Стуре улыбнулся; ему пришло на ум, что хитрый торговец из Бергена, вероятно, лучше умел сводить счета, чем норвежец в своей долговой книге для рыбаков, квенов и лапландцев. Гельгештад, по-видимому, заметил, что происходило с молодым датчанином. Он не распространялся далее, а прибавил только, что они порешили с Фандремом брать друг у друга столько товару, сколько им потребуется; во всем же остальном вести торговлю каждый за свой счет.

Бергенский купец возвратился к своим гостям и пригласил их в столовую, где надо было выпить за благополучное прибытие. Не обошлось при этом без переговоров о предполагавшейся торговой сделке. Относительно груза «Прекрасной Ильды» оба купца уже порешили. Гельгештад потребовал кредита для Стуре, и Фандрем тотчас же согласился. Владелец Лингенфиорда давал в распоряжение Стуре свою яхту, чтобы отвезти все необходимое для поселения в Бальсфиорд, и обещал ему составить список нужных товаров, а Фандрем, со своей стороны, обязывался отпустить только лучший товар и назначить не высокие цены. Вся сделка была окончена в несколько минут и закреплена рукопожатием. Выпив еще несколько стаканов за продолжительность дружбы и за добрые деловые отношения, хозяин пригласил своих гостей на дачу.

Когда они шли втроем вдоль гавани, навстречу им попался офицер, который раскланялся с Фандремом и вдруг остановился, удивленно взглянул на Стуре и назвал его по имени.

— Герман Гейберг, — воскликнул Стуре.

— Возможно ли, — сказал офицер, — ты в Бергене и в каком странном наряде. Самый блестящий кавалер Копенгагенского двора, в норвежской фризовой куртке и в обществе самого продувного, черствого старого ростовщика с Немецкого моста, — прибавил он шепотом.

Между тем, Фандрем с Гельгештадом прошел дальше, но встреча с датским офицером, видимо, испортила его доброе расположение духа. Он сердито оглянулся и наморщил лоб, когда заметил радость Стуре при этой нечаянной встрече. Молодые люди следовали за ними под руку и сообщали друг другу о своих приключениях.

Герман Гейберг командовал датским пехотным полком, расположенным гарнизоном в Бергене. Он служил со Стуре в Копенгагене, но внезапно был переведен в Норвегию, что тогда считалось до известной степени ссылкою. Это случилось вследствие влияния одного из начальствующих лиц, о неправильных действиях которого Гейберг донес высшему начальству. Его услали в глубь страны, но он умел приобрести благоволение генерала Мюнтера в Трондгейме, которому он понравился своими способностями. Мюнтер назначил его сперва своим адъютантом, дал ему полк в Бергене и обещал, при первом удобном случае, снова его приблизить к себе.

— На это я надеюсь, и чем скорее бы это случилось, тем лучше, — закончил капитан свой рассказ. — Право, для человека с образованием невыносимо оставаться в этом селедочном и тресковом гнезде. Но скажи же мне наконец, — продолжал он, — как ты попал в эту глушь?

Стуре рассказал ему, и Гейберг слушал его с великим удивлением.