Опасные гастроли

– Оставь дурачества и скажи наконец, какое отношение имеет Ванино бегство к конным штукарям.

– Самое прямое, брат, – сдается, он вместе с этими венцами из Питера уехал, – понурившись, сообщил Каневский.

– Ого! – воскликнул я. – Да это ни в какие ворота не лезет!

– То-то и оно… Сами в отчаянии…

– А может, все-таки в полк?

Я, прямо скажу, сестрице с ее супругом не поверил, уж больно они оба бестолковы. Ну как юноша из хорошей семьи может сбежать вместе с бродячими балаганщиками? Но, зная их воспитательную методу, я мог бы не тратить время на дознание и сразу поверить Каневскому на слово.

Когда треклятый «гимнастический цирк» прибыл к Пасхе и стал давать на Святой седмице представления, сестрица собралась с духом, принарядилась и, взяв с собой супруга и старшеньких, отправилась в желтое здание поблизости от Михайловского замка. Оно доподлинно желтое, с белыми карнизами, я видел его, проезжаючи мимо, но зайти как-то не сподобился. Да и что радости моряку в лошадях, пусть даже самых распородистых? Я полагаю, что будущее – за иными средствами передвижения.

Цивилизованная Британия и тут будет впереди сонной и ленивой России. Чуть ли не тридцать лет назад мистер Тревитик приспособил паровой двигатель к тому, чтобы таскать грузы по чугунным рельсам, а совсем недавно мистер Стефенсон построил целый экипаж на паровом ходу и заключил пари, что обгонит на своем экипаже самую резвую лошадь. А это, милостивые государи, тридцать верст в час – немудрено, что соплеменники ему не поверили. Однако ж его экипаж достиг скорости в пятьдесят шесть верст – то-то у критиков рты поразевались! Надо полагать, теперь и у нас государь велит строить нечто подобное. Но только непонятно – как же дышать при такой скорости? Диво, что англичанин, управлявший паровым экипажем, не задохнулся.

Первоначальная логика сестрицы мне была ясна – у нее две дочки уже на выданье, а в Симеоновский цирк понабежали молодые офицеры – смотреть на выездку и причудливые конские прыжки. С последующей логикой дело обстояло сложнее – ну, дважды, ну, трижды семейство посетило представление, но когда Ваня пристрастился к зрелищу, его стали отпускать в сопровождении дядьки Михалыча ничтоже сумяшеся, со всей безалаберностью – чем бы дитя ни тешилось… Строго допрошенный Михалыч сознался, что дитя свело знакомство с кем-то из закулисного люда, ходило смотреть лошадей в стойлах, делало очень разумные вопросы об их содержании и статях. Означало ли сие, что Ваня, прознав заранее, когда и куда отправляется «гимнастический цирк» из столицы, увязался за ним?

Я велел позвать Михалыча и сам стал задавать ему вопросы. Чем более я от него слышал, тем менее нравилось мне положение дел. Я корил себя за то, что мало занимался Ваней. Мальчикам непременно нужно испытывать свои силы и ловкость. Будь я сообразительнее – он лазил бы по вантам и учился править яхтой с таким же азартом, с каким занимался вольтижировкой. Для чего гусару скакать верхом, стоя на седле на четвереньках? Какой в этом прок? А Ваня вот выучился, и ездить задом наперед наловчился, и еще какие-то штуки проделывать. Я еще понимаю, езда без стремян и седла либо прыжок в седло без того, чтобы вдеть ногу в стремя… но на четвереньках?..

– Сам-то ты братец, видел, что вытворяют эти конные штукари? – спросил я Каневского.

– Видел. Уму непостижимо, для чего все это надобно, – отвечал он.

– Они проделывают штуку под названием «Римская почта». Ты полагаешь, речь о доставке послания, пусть хоть из одной ложи в другую? Выезжает долговязый детина, стоя на двух лошадях, одна нога на одном седле, другая – на другом. Лошади бегут по кругу и понемногу расходятся в стороны, так что ноги у детины разъезжаются, а сам он делается вроде арки, под которой пробегает сперва одна лошадь, а потом и две. И потом на плечи ему взбирается дитя и становится ногами на голову. Так они и скачут.

У меня глаза на лоб полезли. Я не поверил Каневскому, и тогда он, взяв карандаш, нарисовал кое-как эту страшную «Римскую почту».

– Но при чем тут Рим? О почте уж молчу! – воскликнул я.

– При том, что на детине – что-то вроде греческого хитона по колено. Не в штанах же проделывать такие телодвижения! Разве что в казацких шароварах, – отвечал зять, видывавший казаков только на картинке.

– А под хитоном?

– А черт его знает! – вдруг завопил Каневский. – Слушай, Алексей, Христом-Богом прошу – выручай! Ты человек военный, ты знаешь, как оно все делается! Я не могу! Я в полицию пойду – и что мне там скажут? Скажут – езжайте сами вдогон своему недорослю! И куда я поеду?! Я понятия не имею – как ехать, на чем ехать! Там же подорожную надобно выправлять! А потом – другой город, другие нравы! Гостиницу искать, в корчме какой-нибудь комнату снимать! А мой желудок?!.

И точно – вынутый из кабинета, мой зять более всего напоминал бы улитку без домика. Долее суток он бы не продержался – настолько разбаловала его любезная сестрица.

– Ладно, не взывай, – сказал я. – Что-нибудь придумаю.