Опечатки

Мне говорят, что врачи не хотят беспокоить пациентов. Зачем им знать, что теоретически терапевт способен их убить. Правда?

Я подозреваю, что даже мой стоматолог на это вполне способен. Это меня вообще не беспокоит. Зато я уверен, что, как и многие другие, буду счастлив, если медики помогут мне сделать последний шаг.

Я оставил на этот счет письменные распоряжения. Да и эта статья в «Мейл он сандей» наверняка послужит доказательством моей решимости. Я не пишу законов, но вы не представляете, как я хочу, чтобы ко мне прислушались те, кто их пишет.

За последние несколько лет я повстречал чудесных людей, призвание которых – заботиться о больных. У меня нет причин в этом сомневаться. Но неужели им сложно понять, что некоторые люди не хотят, чтобы о них заботились?

Многие люди верят, что доктора и медсестры, по крайней мере в больнице, могут «помочь» безнадежному пациенту.

Я очень надеюсь, что это правда, но, по-моему, пора разогнать туман вокруг этого вопроса. Пора принять идею того, что безнадежно больной человек имеет право сам выбрать время и даже место своей смерти.

Я пишу эти строки как человек, прославившийся, к сожалению, благодаря болезни Альцгеймера. Хотя стремление прославиться – настоящий бич наших дней, без этой славы я бы с легкостью обошелся.

Я знаю достаточно, чтобы понимать, что не доживу до изобретения лекарства. Я знаю, что последние стадии моей болезни очень неприятны. Эта болезнь пугает людей старше шестидесяти пяти сильнее всего.

Естественно, я думаю о будущем. Раньше был такой термин, как «убийство из милосердия». Кажется, он никогда не был прописан в законе, но в общественном сознании он существует до сих пор. Кажется, общество понимает его правильно.

Можно ли пройти мимо человека, которого поедает чудовище? А что делать, если ты не можешь отогнать тварь? Очевидно, что дать ему быструю и безболезненную смерть гуманнее, чем оставить на съедение.

И уж конечно, мы не станем класть чудовище в кровать вместе с человеком, прикрывать одеяльцем, а уже потом пытаться что-то с ним сделать. А ведь именно так мы и поступаем со «старческой» болезнью (моя программа распознавания речи постоянно пишет «маразм» вместо «деменция». Я много раз слышал, как люди неосознанно делали то же самое. Будучи писателем, я решил, что без угрожающих латинских корней болезнь кажется немного добрее).

Мой отец хорошо чувствовал общественные настроения. За день до постановки диагноза (рак поджелудочной железы) он сказал: «Если ты когда-нибудь увидишь меня на больничной койке, опутанного проводами и трубками, скажи врачам, чтобы меня отключили».

Годом позже я не смог этого сделать, хотя медицина оказалась бессильна, и его тело уже превратилось в поле боя между раком и морфином.

Не знаю, что тогда творилось в его голове, но почему мы должны через это проходить? Ему сказали, что у него есть год жизни. Год прошел. Он, человек практического склада ума, явно понимал, зачем его положили в хоспис.

Почему нам не дали окончить всё по-викториански? Может быть, на неделю-другую раньше, но мы бы успели сказать все слова любви, последние напутствия и поплакать до самого конца.

Это было разумно и по-человечески, а вместо этого вышло сюрреалистично. И это не вина врачей – они такие же заложники системы.

Но мой отец страдал от боли, а боль уже научились контролировать до самого конца.

Но я не знаю, что делать с чувством постепенной потери разума и рассудка, которое испытывают жертвы этой старческой болезни.

Мой отец был не из тех, кто любит привлекать к себе внимание. Я бы тоже не стал, если бы речь шла только о боли. Но дело не в ней.

Я наслаждаюсь жизнью на полную катушку и надеюсь заниматься этим еще довольно долго. Но когда на горизонте замаячит конец, я собираюсь умереть, сидя в кресле в своем саду, с бокалом бренди в руке и с Томасом Таллисом в айподе (потому что его музыка даже атеиста немного приближает к раю). Если у меня хватит времени, я возьму второй бокал бренди.

Ну и, поскольку мы в Англии, я добавлю, что в случае дождя устроюсь в библиотеке.

Кто скажет, что мой план плох? Что в нем не так?

Разумеется, во время дискуссий поднимаются важные вопросы. Кое-кто беспокоится, что жадные родственники будут «подталкивать» пожилых людей к эвтаназии. Если мы не найдем способа это предотвратить, я очень удивлюсь.

Вообще, судя по моему опыту, пожилого человека нельзя заставить сделать то, чего он не хочет. Старики знают свой разум как свои пять пальцев, и не любят, когда в этом сомневаются.

В целях безопасности можно, наверное, создать некий деликатный трибунал, который гарантирует, что запрос на эвтаназию подан добровольно, а не в результате давления или убеждения со стороны.

С моей точки зрения, с этой задачей прекрасно справятся коронеры. Все коронеры, которых я встречал, были бывшими юристами с большим жизненным опытом и знанием человеческой природы, людьми мудрыми и немолодыми.

Не знаю, правда, захотят ли они взять на себя такие обязанности, но этого и не узнать, если не попробовать – дело-то совсем новое.