Опекун

– Вадим, пусти! Там мама! Видел же, что скорая стоит у подъезда? – Она отчаянно вырывалась из его крепких рук и сердилась при этом.

– Ален, тебе не нужно туда ходить… Во всяком случае, пока не нужно…

– Пусти! – Она оттолкнула его и побежала вверх по лестнице.

С трудом протолкнувшись через людей, заполнивших тесную прихожую их небольшой двушки, она шагнула в комнату и остановилась.

– Девушка, куда вы? Сюда посторонним нельзя, – остановил ее немолодой, с усталым лицом, работник полиции с погонами майора.

– Это дочь погибшей, – напомнила ему чета пожилых соседей, приглашенных понятыми.

Алена смотрела остановившимися глазами на мать, лежащую в небольшой лужице крови. Девушка беззвучно шевелила губами, а потом вдруг тоскливо завыла, не утирая слез. Вадим вошел и, схватив ее, прижал к себе:

– Тихо, тихо, моя хорошая!

Он гладил ее по голове, а сам тоже не мог оторвать взгляда от лежащей на полу женщины, чей силуэт был уже обведен мелом, и судмедэксперт дал разрешение на то, чтобы убрать труп. Алена пыталась освободиться от Вадима, чтобы подойти к матери. Он отпустил ее, и она, опустившись на колени, погладила ее по лицу и волосам. Ее оттеснили работники с приехавшей скорой, которые легко переложили труп Маргариты в пластиковый пакет и, погрузив его на носилки, вышли.

– Вадим! Я так хотела сказать ей, как сильно я ее люблю, несмотря ни на что… – захлебываясь в плаче, причитала Алена. – Я так и не сказала ей… Я не успела, Вадим! Понимаешь? Моя мама… Теперь уже никогда не скажу-у-у. – Она закашлялась, прижимая ладонь к губам.