Опекун (СИ)

— И о помятом виде и о помаде, ты верно сказала, — Дамир сделал попытку меня подтянуть, но я не позволила. — Надя не очень хорошо приняла новость, что между нами всё кончено. Вела она себя, мягко говоря, неадекватно. Пришлось даже применить силу, чтобы её от себя отодрать. Оттого у неё и был помятый вид, а на мне помада.

— Да? Как интересно, — ехидно заметила я. — Значит, месяц назад, ты её с себя как прилипшую грязь смахивал, а что же тогда сегодня произошло, что ты к ней мило заглядывал в глаза, улыбался и нежно держал за руки?

— Оля, Надя просила без острой необходимости об её делах не распространяться, — склонив голову, выдохнул Дамир.

— Ну, разумеется, — хлопнула в ладоши. — Если не знаешь ответ, напусти таинственного тумана и прикройся вымышленным обещанием, мол и рад бы всё объяснить, но не могу, дал слово молчать.

— Я не давал слово молчать и так понимаю, острая необходимость точно есть. Надя позвонила мне позавчера и попросила о помощи. Ей самый крайний срок, через две недели нужно быть в Германии, работает она на себя, без образования юридического лица, а ещё не имеет недвижимости, в визе могли отказать. Я ей просто помог с документами, которые сегодня и передал.

— Туфта какая-то, — фыркнула я. — Зачем ей так срочно понадобилось в Германию?

— Затем, что там первоклассные онкологические клиники.

Твою же налево….

Если Наде понадобилась онкологическая клиника, вероятно, у неё рак. Грустно, страшно и безумно жалко. Красивая, утончённая, молодая…. Господи, дай ей сил и терпения победить болячку, и чтобы она к ней никогда не вернулась.

То есть, Дамир был рад видеть Надежду и держал её за руки не из-за вдруг вспыхнувшей страсти, а из сочувствия к не чужому для него человеку? Скорей всего так и есть, ведь я до того, как о болезни узнала, чуть ли не мечтала воткнуть Наде вилку в глаз, а сейчас об этом даже совестно думать.

Шмыгнув носом, вытерла слёзы со щёк и, подняв на Дамира виноватый взгляд, на всякий случай уточнила, верно ли я поняла:

— Надя больна?

— Да, — с тяжёлым выдохом подтвердил он.

— Значит, ты мне не изменял?

— Конечно же, нет. И даже не надейся, что когда-нибудь дам тебе повод уйти. Всё. Моя. Уже не отвертеться, — улыбнулся мужчина и, распахнув руки, позвал. — Иди ко мне, драчунья, будем мириться.

Мелкими шажочками вплотную подошла и лбом уткнулась Фролову в грудь.

— Я, по-моему, маху дала, да?

— Есть такое, — руки Дамира заботливо сжали меня в объятиях. — Но и без моей вины не обошлось, не надо было уходить без объяснений.

— Вот это точно, — шустро согласилась я. — Не представляешь, как было обидно и плохо. Такое в голову лезло. Чуть с ума не сошла.

Дамир сначала поцеловал в макушку, а после осторожно приподнял мне голову за подбородок, чтобы ему в глаза посмотрела.

— Зато я кое-что архиважное для себя выяснил.

— И что же? — нахмурилась я, потому как до сих пор всю трясёт, а у Фролова лицо, как у кота, который исхитрился не только стащить с хозяйского стола сосиску, но и успел её умять, пока никто не видит.

— Ты меня ревнуешь. И ещё как!

— Ну и какая от этого радость? Или тебе понравилось по щекам получать, а? — прищурилась я.

— Получать по щекам – это последствия ревности, а мне больше интересна причина. Ты меня любишь, — последнюю фразу Дамир произнёс утвердительной интонацией, и он прав, влюблена до беспамятства, но почему-то от неловкости вся сжалась и голову низко склонила.

Я красотка! Мы с Фроловым спим, словно кролики в брачный период, при свете дня и где, как говорится, приспичит, в кабинете, когда за дверью народ, на заднем сиденье автомобиля, а разговаривать с ним о чувствах, тут я стесняюсь.

Надо уже признаваться и из него ответное признание выбивать.

— Да. Чуть-чуть, — с помощью указательного и большого пальцев, показала расстояние в два сантиметра.

Дамир покашлял.

— Я, конечно, на большее рассчитывал, но для начала и этого хватит, — Фролов явно ржёт надо мной, хоть и говорит серьёзным тоном. — А я тебя вот так люблю, — мужчина, взяв мои руки, развёл их друг от друга на максимальное расстояние. — То есть сильней.

— Ага, щас! — возмутилась я и осеклась, ой..., похоже, поддалась на провокацию. Да и чёрт с ним. — Любить сильней чем я тебя просто невозможно!

Дамир рассмеялся, подтянул к себе, а когда я в него врезалась, сжал так, что аж косточки захрустели.

Эпилог

Помешивая в кастрюле пасту, незаметно поглядываю на Антошку и Катю. Не зрелище, а умора. Жаль, под рукой нет телефона, заснять бы, да боюсь, момент спугну суетой. Антоха сидит за столом и с высунутым языком размашисто и, разумеется, неаккуратно чёркает карандашом по раскраске, рядом, приподнявшись на цыпочки, стоит Катюша, наблюдает за братом и хмурится. А как же, ведь разукрашивает он неправильно, не старается, выходит за контур, что, по её мнению, недопустимо.